— Это как — забрала?
— А вот так, — пожала Ласка плечами, — мамка рассказовала. Болела я в детстве сильно. Помирала. И померла бы. Мамка с браткой по улицам пошли, у людей помощи просить, а никто не помогал. Все думали, что я притворяюся, чтобы за меня денег давали. А ведьма одна остановилася и сказала, что поможет, ежели мамка братку ей в услужение отдаст. Понравится ей братка, видать. И ради меня он согласный был. Мамка растерялась, а он — нет. Братка мой.
Она отложила пустой пакет из-под яблок и погрустнела, все так же качая ногой.
— И что дальше? — поинтересовался Крис.
— Что-что. Вылечилася я. Как есть без лекарств вылечилася. Вообще теперича не болею, хоть голой на снегу буду спать. Чудо, ага. Токма братку жалко. Служкой ведьминым стал. Эх…
— А как его звали?
— Никак, — ее лицо стало суровым, — кто от свободного народа убегнет, тот будто помер. Никто его не признает и имени его не помнит. — Ласка покосилась на Криса и смягчилась: — Токма я помню. Но вслух не говорю. Там, внутрях, храню.
Она стукнула себя кулачком в грудь, дикая и рыжая, как лесная кошка, ее пальцы пахли сахаром и яблоками и казались еще грязнее, чем раньше. Он поймал себя на мысли, что смотрит на нее уже долгое время, и отвел взгляд.
— А у меня брат в темного бога верит и служит ему.
— Да ты брешешь, — выпучила Ласка глаза. — Вы ж все чрезчур благородные.
В ответ Крис только пожал плечами. Он и сам не знал, зачем пустился в откровения. Просто она рассказала о себе, вот он и ляпнул тоже…
— Слухай, — заерзала вдруг рыжая, — а чавой-то ты со мной сидишь? Разве тебе не надобно идтить чем-нибудь благородным заниматися?
— Чем, например? — не понял он.
— Сидеть в своем мраморном особняке на золотом стуле. В зеркало смотретися. Танцовать, — она закатила глаза, воображая. — Разрешать слугам цаловать себе пятки. Лаэрдам своим стихи читать.
Крис криво усмехнулся.
— Все эти дела я уже переделал с утра, — он подумал про Эльзу, запертую в четырех стенах, и перестал улыбаться, — по правде говоря, я просто не хочу идти домой.
— Вот то и я б со скуки там померла, — со знающим видом махнула на него Ласка. — Куда ни плюнь, все из золота. И простыни золотые, и подухи. Видать, жестко спать на таких. А слуги с лицами будто обосралися все ходють.
— Да ты хоть один особняк вблизи видела? — рассмеялся он.
— Я сама в таком особняке живу — тебе и не снилося, — Ласка приосанилась и начала загибать пальцы: — Труба с горячией водой есть. Труба с холодныей водой есть. Отхожее место чистое есть. Никого туда не пущаю, сама единоличная хозыйка. На постели матрац настоящий, с пером. Вытяжка для очага. Да мне половина свободных завидують. А ты чрезчур благородный, чтоб понимать.
— Это под землей? Среди лабиринта из коридоров? Вы там с мамой живете?
— Померла мамка, — Ласка вздохнула, — как есть заболела и померла. Сама живу.
— Это печально, — с пониманием кивнул Крис, а она презрительно фыркнула.
— Это вам, чрезчур благородным, есть время грустить, а мне грустить некогда. Платия красивые покупать на что-то надобно? Кушать добывать надобно? Вот и живу припеваючи.
— А Рыба?
— А что Рыба? — она прищурилась и стала походить на лисицу. — Рыба приходыть и уходыть. Я — свободныя женщина из свободного народа.
— Ты же говорила, что он твой муж, — напомнил Крис.
Ласка снова фыркнула, но на этот раз подкрепила реакцию снисходительным жестом.
— Мало ли что говорыла. Захочу, буду мужкой называти, захочу — перестану. Я — свободныя, понял? Захочу, другого мужку себе возьму, — она смерила его пытливым взглядом, — захочу, даже благородныго выберу.
— Смотри, чтобы он тебя тоже выбрал, этот благородный, — рассмеялся Крис, — а для начала хотя бы понял твой ломаный язык.
— Но ты же выбрал, — невозмутимо заявила Ласка.
— Я? — от этой шутки ему стало еще смешнее. — Ну нет. Я тебя не выбирал.
— Выбирал-выбирал, — она сдвинула брови цвета светлой меди, — своею назвал перед служивыми собаками. А у нас, у свободного народа, кто женщину перед другими своею кликает, тот выбирает ее. А она еще подумает, выбирати его в ответ или нет.
Так подбочениваться, сидя на скамейке в порванном платье, могла, пожалуй, только она. Забавная ворона, решил Крис, у которого от веселья уже сводило живот.
— Да я наврал, чтобы из-за решетки тебя вытащить, — остудил он ее.
— А я чаво, за лаэрду какую не смахну? — рассердилась вдруг она и скорчила страшную рожу. — Вот, смотры. Похоже, будто обосралыся?
— Похоже, — со смехом согласился он.