— А ты знаешь, что он сделал?.. — в сердцах повернулся к ней Кристоф и вдруг осекся и заметил с поразительным спокойствием: — Ты знаешь.
А затем повернулся и ушел. И больше они его не видели.
Когда Ольга осознала, что потеряла все, она сорвалась и поехала в темпл за утешением.
— Здесь нет человека по имени Рамон, — ледяным тоном отрезала нонна, которая обычно встречала лаэрду в темпле.
Ольга и так едва держалась на ногах, а новость ее и вовсе подкосила.
— И никогда не было, — добавила нахалка и встала на пути, загородив проход в нишу.
Дальнейшее Ольга помнила плохо. Кажется, она устроила скандал, который совершенно не соответствовал ее высокому статусу по рождению, но уже не могла остановиться. Она кричала, кусалась и брыкалась, когда ее пытались успокоить, и звала своего любовника в надежде, что тот прибежит на крик.
— Почему? Почему он больше не желает меня видеть? — наконец сдалась она и осела на пол.
Нонна пожала худым плечом.
— Он хочет жить. Как и все мы.
По возвращении домой Ольга устроилась в темной холодной гостиной с бутылкой вина. Слуги по-прежнему не желали наниматься к ним после разрушительного визита Димитрия, и некому было зажечь свет или растопить камин. Впрочем, Ольгу это мало волновало. Она ждала появления Виттора, и, едва хлопнула дверь, произнесла лишь два слова, но так, чтобы муж услышал:
— Мы разводимся.
— Да пошла ты, жирная сука, — бросил он сквозь зубы, поднимаясь по лестнице наверх. И пусть Виттор говорил тихо, но волчий слух их обоих не подводил.
Его слова сломали в Ольге последнюю плотину терпения.
— Мы разводимся, — с аристократической гордой выправкой, с высоко поднятой головой она вышла в холл к мужу и начала подниматься следом за ним, чуть пошатываясь от выпитого. — И я не спрашиваю твоего согласия, а просто ставлю в известность. Большего позора, чем наша семья уже пережила, не испытать, развод ничего не меняет. Я звонила адвокату и попросила составить бумаги.
Виттор остановился и обернулся к ней, в полутьме ей не удавалось понять выражение его лица. Его ладонь, бледная на белом мраморе перил, чуть порозовела от напряжения.
— Надумала сбежать от меня, тварь? Про позор заговорила. Это я уйду от тебя, когда пожелаю, — тихо произнес он, дождался, пока Ольга шагнет еще на одну ступеньку выше, а затем сильно толкнул ее в грудь.
Она обнаружила себя уже у подножия лестницы, с ноющей болью в ушибленном затылке и бесконечным головокружением. Ее блистательный супруг, отлично владеющий техникой бокса, сидел на ее груди и размеренно опускал кулак на ее лицо.
— Еще раз у меня хоть слово пикнешь, — приговаривал он, продолжая работать рукой так, словно занимался рутинной обязанностью и каждый день воспитывал непокорных жен, — я тебя в чулане запру без хлеба и воды. Ты у меня, сука, с голоду сдохнешь. А потом я унаследую твои паевые проценты.
— Их… унаследуют… дети… — выдавила она, с трудом ворочая языком.
— Какие дети? — расхохотался Виттор. — Нет у нас детей. Это все твое воспитание. Ты их испортила. Ни на что ты не способна. Жалкая жирная тварь. Твои дети бесполезные, как и ты, никчемная дура. Развода она захотела, видите ли. Будешь у меня ходить по струнке и помалкивать. Родишь мне новых. Если сможешь, конечно.
Ольга хотела возразить, но не успела: очередной удар погрузил ее в темноту.
Когда она очнулась на холодном полу у подножия лестницы, стояла уже глубокая ночь. В доме не слышалось ни шороха: скорее всего, Виттор заезжал, чтобы по обыкновению сменить костюм, а затем направиться в свой любимый клуб. На людях он продолжал делать вид, что у их семьи все в порядке, хотя Ольга считала, что его напускное веселье больше смахивает на пир во время чумы.
Она вдруг ясно увидела себя словно со стороны. Куда делась веселая, бойкая на язык Оленька? Избитая, замученная женщина, привыкшая топить проблемы в вине, давно на нее не походила. Где толпы поклонников, которые буквально заглядывали ей в рот? Она могла выбрать любого. Ольге вспомнилось, как на каком-то балу, кажется, тысячу лет назад, она танцевала с молодым канцлером. Тогда правитель страны только обручился со своей невестой, но еще не вступил в законный брак, и сотни девушек вздыхали по нему, мечтая занять место счастливицы. Ольга тоже могла бы стать женой канцлера при ином стечении обстоятельств, их дальнее родство при желании было понятием достаточно обтекаемым.