Бабища уставилась на лаэрду с неприкрытым обожанием. При том, что природа наделила Марту небывалой силой, мозгов она отсыпала своему творению немного, но некрасивая мужеподобная женщина испытывала восхищение и трепет перед теми, кто превосходил ее — красивыми и благородными. Ни капли зависти, только прямое, тупое поклонение совершенству. Когда Северина через свою широкую сеть служанок, кухарок и швей искала подходящую кандидатку, ей сразу посоветовали Марту. И лучше выбора она бы не сумела сделать.
— Больше работы, — продолжила она рассказывать Алану, — Марта любит только мужчин. Она создана для любви и знает это. Да, моя хорошая?
Всколоченное существо сделало ей навстречу пару шагов и согласно закивало. Ведьмак издал тоненький, едва слышный писк, напоминая мышь, на которую наступили ботинком.
— Милая, ты можешь делать с этим прекрасным мужчиной все, что хочешь, — медовым голоском разрешила тогда Северина. — Он твой.
— Что? — кажется, до Алана начало доходить, что его ждет. Он запыхтел, пытаясь выбраться из магических оков: самой собой безуспешно. — Нет. Нет.
— Ну, ну, — утешила его Северина. — Каждому мальчику рано или поздно наступает пора лишиться невинности, а ты что-то сильно с этим затянул. Ты ведь еще девственник, правда? Можешь не отвечать, я знаю, что это так. Так уж получилось, что в том доме, где мы с тобой живем, я все про всех знаю.
Марта подняла юбку, и в воздухе тут же поплыл смрад протухшей рыбы. Северина достала из кармана белоснежный платочек с вышитым в уголке личным вензелем, встряхнула, приложила к лицу, вдыхая аромат духов. Ее девушки зажали ладонями рты и отвернулись: в своей неприкрытой наготе Марта устрашала еще больше.
— Нет, — завопил Алан во все горло, вытаращившись на то, что имелось у бабищи между ногами.
— Или ты скажешь, где прячешь ребенка, или Марта станет твоей первой женщиной, — пригрозила Северина, а когда ведьмак упрямо стиснул побелевшие губы, продолжила: — Это, конечно, не твоя дорогая мама, но, думаю, тебе понравится.
— Ты не сможешь, — истерично захохотал он. — Ты что, не знаешь мужской физиологии? Меня не могли соблазнить самые красивые девушки, я сумел сохранить верность Идеалу. А эта отвратительная гадина тем более не заставит меня напрячься. И это твоя пытка? Аха-ха-ха.
— Марта, конечно, не бог весть какая красотка, — обиженно надула губки Северина, — но зачем так оскорблять слабую женщину? Тем более, я немножко ей помогла. Доктор обещал мне, что тот эликсир, который ты только что выпил, поднимет и мертвого.
В это время бабища, уже пуская слюну в предвкушении, расстегнула пояс и сорвала штаны с ведьмака, и всем окружающим предстал его твердый, готовый к соитию член с розовой головкой, беззащитно покачивающийся над узкими бедрами.
— Нет. Не-е-ет, — зазвенел душераздирающий вопль бледного как смерть Алана.
— Да… — с удовлетворением выдохнула Марта, обрушиваясь всей своей массой на жертву. Она вывалила груди, мятые и грязные, с черными волосками вокруг сосков, и принялась елозить ими по лицу партнера. Одна из девушек Северины убежала в уголок, где ее вырвало.
Это было странное зрелище: массивная, стонущая в голос женщина на худосочном теле мужчины. Она так скакала, что двигала его туда-сюда по полу.
— Мой Идеал, — орал Алан, видимо, находясь где-то за гранью сознания. — Я не хочу. Я хочу остаться верным своему Идеалу.
— А я хочу, чтобы меня любили, — равнодушно вставила Северина, — но не все же мечты сбываются. А пока наслаждайся: эликсир у меня еще есть, Марта у нас неутомима и давно не была с мужчиной… в общем, мы можем продолжать это бесконечно, пока ты не решишь признаться, где спрятал девочку. И никакого горячего воска и иголок под ногти — только чистое удовольствие.
Она уселась поудобнее и с улыбкой на губах принялась следить за представлением, как привыкла развлекаться долгими скучными вечерами еще с тех пор, как ей стукнуло шестнадцать лет.
Актеры ее кукольного театра давали этой ночью премьеру.
Цирховия
Двадцать восемь лет со дня затмения
Утренняя трапеза без пяти минут законного канцлера Цирховии проходила по обыкновению скромно. Личная столовая, оформленная в свежих белых и голубых тонах, вмещала лишь небольшой стол на двенадцать персон — только для членов семьи — и ряд обитых бархатом стульев вокруг него. Портьеры из золотистого льна были отдернуты, впуская в помещение умытое росой, бодрое солнце. Трое слуг по струнке выстроились вдоль стены, готовые в любой момент услужить господину.