— Не оставляй меня…
Почему-то страшнее всего ей казалось умереть в одиночестве. Она и так прожила всю жизнь сама по себе, ее избегал собственный отец, хоть бы напоследок кто побыл рядом. Ян стиснул ее пальцы, и она улыбнулась онемевшими губами в ответ на его порыв.
— Ребенок… я так хотела этого ребенка…
— Я не дам тебе умереть, — затряс он головой. — Не дам. И твой ребенок будет в порядке.
— Это же ведьмы… никакой доктор тут не поможет…
Ян склонился и поцеловал ее. Наверно, ему просто нечего было возразить. Этот поцелуй снова напомнил ей об их лучших днях в домике у реки. Хорошее в ее жизни тоже случалось, с приятными воспоминаниями и уходить из жизни легче.
— Ирис отомстила мне… — призналась Северина и прижалась щекой к его груди, — и было за что… я приказала Марте изнасиловать ее сына… бедняжка Алан… ты бы видел, как огромная немытая тетка скакала на нашем девственнике… боги, какая же я все-таки плохая девочка…
Неожиданно для самой себя она засмеялась, содрогаясь всем телом в объятиях Яна, и он тоже засмеялся вместе с ней.
По его лицу текли слезы.
Цирховия
Двадцать восемь лет со дня затмения
Ирис шла как в тумане.
После жестоких слов, брошенных волчьей девчонкой, она уже не могла мыслить ясно. Воображение рисовало ей картины одна хуже другой: вот ее мальчик лежит, распростертый на земле, одинокий, никому не нужный и тянет руки в последней мольбе, а ее даже нет рядом, чтобы утешить; вот он пытается уползти, чтобы спастись, но его находят и добивают, а ее опять же нет рядом, чтобы помешать. Пусть в последнее время между ними было много недопониманий, пусть у него все чаще случались приступы "этого", но сейчас Ирис чувствовала себя так, будто умирала вместе с ним.
Она не помнила, как спустилась по лестнице и вышла из резиденции. Вокруг кипела схватка, какой-то мужчина в форме офицера полиции пытался остановить Ирис, но она лишь заморозила его щелчком пальцев и пошла дальше, нимало не заботясь о том, видел ли кто-нибудь этот жест. Она двигалась как сомнамбула, если раненые падали ей под ноги — переступала, если бегущие навстречу толкали — послушно отходила в сторону. Над головой слышалась пальба ружей, где-то вдалеке ей вторил другой, более басовитый гул… Ирис едва ли слышала его.
Основная битва уже давно переместилась от ворот к зданиям парламента и резиденции, поэтому Ирис беспрепятственно миновала их и очутилась на улице. Ноги сами несли ее туда, куда велело сердце — на площадь, искать сына. Можно было бы и открыть дверь через сумеречный мир, но она была по горло сыта сумеречным миром. Темный бог дал Алану слишком много власти, слишком много, чтобы разум бедного мальчика мог выдержать, и к чему это привело? Вторая жизнь, данная им, оказалась не подарком — мучением и для матери, и для сына.
На улицах царила суматоха, между домов плыл густой сизый дым от пожаров, в нем навстречу Ирис то и дело пробегали неясные фигуры и так же исчезали вдали. Вверху что-то грохнуло, шквал мелких камней, осколков черепицы и деревянных щепок ливнем посыпался на тротуар, она невольно шарахнулась в сторону и упала. Из двери ближайшего дома тут же выбежала перепуганная женщина и схватила ведьму за руку.
— Пойдемте, майстра. Укроетесь у нас. Здесь опасно, — увещевала она.
Ирис подняла на нее пустые глаза, в которых не осталось ничего человеческого.
— Уйди… дура…
Женщина вздрогнула, отшатнулась, а затем убежала обратно в дом. Послышался скрежет проворачиваемого запора. Ирис кое-как поднялась на ноги, машинально отряхнула платье, повернулась вокруг себя, чтобы определить, в каком направлении шла…
Тут-то она его и увидела. Дым рассеялся, и в образовавшемся просвете мужчина с до боли знакомым лицом стоял в нескольких метрах от Ирис и смотрел на нее так, будто вновь встречал на вокзале после долгой разлуки, а в воздухе пахло весной и любовью, а не гарью и пороховым дымом. Ее сердце пропустило удар, сладко заныло от истомы. Воспоминания из юности, светлые, чистые, наивные, вновь проснулись в душе.
Но как только их взгляды встретились, он скрылся за углом.
— Виттор… — прошептала Ирис и бросилась следом.
Она забыла, куда изначально шла, забыла об Алане, о страшных картинах в воображении, связанных с ним, о городском бунте. Забыла обо всем, как случалось с ней всегда, стоило этому благородному белому волку появиться на ее горизонте.
Когда она повернула за угол, он продолжал идти вдоль по улице. Обернулся через плечо, чтобы убедиться, что Ирис не отстала: то же мужественное лицо, тот же благородный профиль, те же широкие плечи и походка все та же, легкая, пружинистая, знакомая…