Они опустили ее, совершенно обнаженную, на пол, прямо на толстый нардинийский ковер у постели, их пальцы гладили ее губы, веки, ключицы, соски, языки ласкали по очереди между ног. Эльза закрыла глаза и перестала различать прикосновения брата и мужа. Это был только Димитрий. Только его она обхватила ногами за бедра, чтобы ощутить первый мощный толчок внутрь. Так вот как ее брат занимается любовью, она никогда не знала другого такого искусного любовника, как он. У нее было мало мужчин, а у него — много женщин. Горячее хриплое мужское дыхание над ухом, он кусает ее за шею, как и положено самке и самцу во время спаривания, и тут же зализывает ранки… или это делает не он? А она тоже кусает, и лижет кровь, которая пахнет, как ее собственная, и выгибается под напором тяжелого сильного тела, которое идеально ей подходит. Они как первые волки, явившиеся в этот мир, чтобы потеснить род людей.
— Как же это приятно, Эль, — выдыхает ей на ухо Алекс, который лежит рядом и целует ее лицо, пока Димитрий резкими, рваными толчками наполняет ее тело, — как же это приятно, находиться в тебе…
Обезумевшая, она стонет, хватает губами его пальцы, облизывает их, и от этого зрелища уже стонет ее брат. Он легко перемещается по другую сторону от нее, весь мокрый от пота, поворачивает к себе ее лицо, а его место занимает Алекс. И теперь уже Димитрий жмурится и содрогается всем телом, признаваясь ей:
— Боги, Эль… как же это приятно… мы теперь всегда будем вместе… вот так…
По лицу ее текут слезы наслаждения, она кричит, но не так, как кричала в первый раз, от боли и ужаса, а только от чистого удовольствия, блуждающего во всем теле.
И сквозь туман похоти и хриплое дыхание двух мужчин слышит, как кричит ее дочь.
И делает усилие, чтобы открыть глаза, встать, пойти и утешить малышку.
И все исчезает.
Остались только голые каменные стены.
Белый ослепительный снег за узким окном.
Свистящий где-то в вершинах гор ветер.
И мужчина с черным лицом и лишенными зрачков глазами.
Лицо Эльзы все еще было мокрым от слез, когда она обнаружила шокирующую правду. Никуда она из монастырей не убежала. Здесь не было Алекса. Никто не спас ее дочь. Она лежала на ледяном полу в коридоре, который вел из кухни в помещения, где селили детей, а темный бог нависал над ней, вглядываясь, казалось, в самую душу своим жутким безжизненным взглядом.
А самое ужасное — за окнами посветлело. Когда Эльза поговорила с матерью в келье и бросилась на поиски Ивы, стояла глухая ночь, это запечатлелось в памяти абсолютно точно. Что же с ней случилось здесь, на пути? Куда делись все люди? Не слышно больше ни воя, ни хохота беснующихся. Каким образом она потеряла рассудок и свалилась в коридоре? И, выходит, пролежала в тяжелом наваждении до самого рассвета?
Эльза вскинула руки и вцепилась в шею мужчины с черным лицом. На миг ей даже показалось, что на его бесстрастном лице промелькнуло удивление, когда она яростно ему прошептала:
— Димитрий отравил меня своей тьмой, и из уголков моего подсознания можно свить самые извращенные фантазии. Но это не значит, что я на самом деле опустилась бы до такого.
С этими словами она со всей волчьей силой отшвырнула его от себя и вскочила на ноги. Откуда-то издалека по коридорам потянуло снежным ветром с улицы, и поток воздуха снова принес то, что и заставило Эльзу очнуться. Детский крик. Ее дочь звала на помощь. Эльза сорвалась с места и побежала в ту сторону. На ходу она обернулась: темный бог стоял и смотрел ей вслед, не делая попыток догнать. Чтобы он ни задумал, в его планы явно входило задержать ее насколько возможно и поглумиться, но и только.
Эльза лишь пожала плечами. Игры богов она давно отчаялась понять.
В дальнем конце длинного коридора она увидела свет: дверь стояла распахнутой настежь, открывая выход во двор. Эльза выбежала на улицу и застыла. В стороне, на опасном обрывистом склоне, на каком-то совершенно неподходящем для карабканья выступе сжалась в комок ее дочь, а по скользкой заснеженной тропинке к ней как паук — к запутавшейся мухе неумолимо подбирался страшный человек.
Алан.
Дарданийские горы.
Двадцать восемь лет со дня затмения.
Когда страшный человек появился в монастырском дворе, сиротка поняла, как глупо поступила. Она так хотела к маме, что позволила той странной старой женщине в крохотной комнатке убедить себя залезть наверх. И что из этого вышло? Сиротка лезла и лезла, медленно, осторожно, умудряясь примостить ноги на едва заметные выбоины в камнях и цепляясь за глыбы льда окоченевшими от холода руками, и каждый раз, когда оборачивалась через плечо, видела вокруг только горы.