— Еще повыше, — твердила она себе тогда, — надо взобраться чуть-чуть повыше.
Наконец подниматься еще выше стало просто невозможно, и тогда она убедила себя, что не видит желанной цели из-за серых рассветных сумерек. Вот появятся первые лучи солнца, озарят окрестности как следует, и там, за вершинами, блеснет гладкая, похожая на мокрую рыбу, спина океана. Когда солнце взошло, вдалеке действительно засверкало так, что обжигало глаза. Это отбрасывал блики снег на склонах.
К тому же, просидев на холодном ветру несколько часов, она обнаружила, что все тело стало непослушным и каким-то деревянным. И теперь она не могла уже слезть обратно вниз.
Сиротка сделала то, что и любая маленькая девочка на ее месте. Она набрала в легкие побольше воздуха и оглушительно завизжала.
Алекс, помогая себе зубами, затянул узел на повязке, сделанной впопыхах на плече из обрывков собственной рубашки. Оборотническое излечение, конечно, уже начало свою работу, но все-таки требовалось время, чтобы все ожоги и язвы от соприкосновения с насквозь пропитанным магией воздухом сумеречного мира сошли на нет. Ветер, гуляющий по коридорам, донес до его слуха детский визг.
Он пошел на звук, попутно заглядывая в комнаты: монахи, монахини, послушники — все лежали вповалку, кто на полу, кто на кроватях, и спали мертвецким сном. За окном вовсю разворачивался день, в такое время монастырь уже должен жужжать как улей, жить нелегкой жизнью усердного труда и молитв. Не иначе, как без вмешательства высших сил тут не обошлось.
Он оказался в монастырском дворе в тот самый момент, когда Эльза, в неказистом одеянии послушницы, с растрепанными волосами, покорно подходила к ведьмаку. Они находились у самого подножия тропинки, ведущей по опасному склону в гору. Детский визг не прекращался, но Алекс позволил себе смотреть на девочку, каким-то чудом забравшуюся высоко на скалу, не дольше секунды. Ему нельзя сейчас размякать и поддаваться отцовским чувствам — ведьмак уж точно не станет этого делать.
Подхватив ком снега, Алекс скатал снежок. В горячих ладонях он чуть оплавился, превращаясь в опасный ледяной шар. Убить таким сложно, но чтобы отвлечь, выиграть драгоценные секунды, хватит. Удара в висок Алан не ожидал, потому покачнулся и на миг отвлекся от жертвы. Этого хватило, чтобы преодолеть последние метры, но все же не до конца. Один жест ведьмака — и Эльза застыла статуей, вперив пустой взгляд в пространство.
Алекс ринулся на противника. От хлесткого удара в переносицу Алан по-девчачьи взвизгнул, отшатнулся, зажимая разбитый нос рукой. Алекс тенью навис над Эльзой и, схватив за худые плечи, встряхнул и оттолкнул в сторону. Он знал, что от резкого вмешательства оцепенение спадет, и когда Эль заморгала, нервно ощупывая себя руками, на сердце отлегло: справилась.
— Спаси дочь, — крик Алекса захлебнулся хрипом. От огненного удара вышибло дыхание, опаленная ткань вплавилась в кожу. Рухнув на колени, он стиснул зубы, а ведьмак уже готовил новое заклятье.
— Отродье темного бога, — кинувшись вперед, Алекс сбил противника с ног.
Вцепившись в мужчину, как клещ, Алекс бил, бил и бил, стесывая кулаки в кровь. Но упертый ведьмак отчаянно сопротивлялся, раздавая не менее болезненные удары. В голове звенело, а глаза давно залило кровью, смешанной с талым грязным снегом. На зубах противно хрустел невесть откуда взявшийся песок.
Внезапно острая боль пронзила висок, и Алекс провалился в темноту.
Мощный кар Димитрия на полном ходу атаковал не менее мощные монастырские ворота. Железо покорежилось почти всмятку, густой дым тут же повалил из-под капота, а в створках преграды не появилось даже самой незначительной бреши. Впрочем, Димитрий умел получать удовольствие и от малого, поэтому с довольной улыбкой отстегнул ремень безопасности, выбрался через разбитое окно наружу — дверь кара уже было не открыть, так погнуло корпус — взобрался на крышу, а оттуда ему уже ничего не стоило подтянуться и перемахнуть створку ворот. Вот где пригодились детские умения лазать по обрывистым карнизам.
Несмотря на грохот столкновения навстречу ему никто не вышел. Он заглянул в сторожку, но та пустовала. Пожав плечами, Димитрий устремился в помещения монастыря, в которых, как и во множестве других помещений, где ему доводилось бывать прежде, довольно уверенно ориентировался.
Когда он, наконец, миновал многочисленные переходы и подъемы и оказался на внутреннем монастырском дворе, расположенном на нескольких уровнях выше от того места, где удачно "припарковался", то обнаружил замечательную картину. Сводный брат наместника, а по совместительству — одно из первых лиц государства, сидел верхом на начальнике столичной полиции и занимался удушением оного, а родная сестра, видимо, решила покончить жизнь самоубийством, взбираясь на крутую гору. Вдобавок ко всему оглушительно визжал ребенок, и становилось понятно, что эта тревожная сирена не прекратится, пока начальник полиции не перестанет задыхаться, сестра — лезть на рожон, а сводный брат наместника не покинет этот бренный мир подобру-поздорову.