Не смогут не сделать — выбора-то им не останется.
Они с Эльзой по очереди целовались с Хорасом в летних душевых, прогуляв урок изящной словесности. Северина рассчитывала, что безобидная шалость немного взбодрит подругу — в конце концов, сколько можно страдать по человеческому парню, а пара невинных поцелуев еще никому не вредила — но, похоже, хоть какое-то удовольствие из них троих получил только Хорас, который так и лез облапить одной девушке грудь, а другой — между ног. В итоге, подруга отпихнула его и ушла, а самой Северине он не очень-то был и нужен. Разве что майстер Ингер со своего поля проводил их двоих, выходивших из кабинки, пристальным взглядом и так от души пнул мяч, что тот перелетел ограду и угодил куда-то на проезжую часть.
Майстер Ингер вообще очень изменился. С их прощального вечера в последний день лета Северина больше не заговаривала с ним первой, но он ей прохода не давал. Придирался по мелочам, постоянно чем-то недовольный. То опоздала на урок, то ноги ставит не так, то играет плохо, то выглядит больной и немедленно должна показаться врачу и идти домой. Одноклассники уже начали шептаться и посмеиваться над ней, но Северина упорно играла роль козла отпущения, ничем не выдавая, что совсем не страдает от придирок учителя. Если бы они только знали, как на самом деле мучается ее бедный Валериан. Ничего, возможно, пресвятой светлый бог еще воздаст ему за помощь ей, пусть даже и неосознанную.
Вместо погибшего странной смертью дотторе Ворховича преподавать астрономию пришел дотторе Войцех — высокий атлет с бездонными синими глазами и длинными, как у девушки, ресницами. Старая карга Ирис наверняка решила принимать на работу преподавателей-мужчин, только если в их портфолио числилась победа на конкурсе красоты.
— Такой молодой, сколько ему? Лет двадцать пять? — мечтательно вздохнула Северина, беседуя с Эльзой на перемене и провожая симпатичного преподавателя взглядом. — Наверно, даже моложе нашего майстера Ингера. А уже дотторе, подумать только.
Сам майстер Ингер, который по совершенной случайности в этот же момент проходил по коридору мимо девушек и услышал неосторожно брошенную фразу, грохнул дверью, входя в кабинет.
Дотторе Войцех и вправду был хорош, но он, с истовым фанатизмом человека науки увлеченный своими планетами и орбитами, даже и не подозревал, как повезло ему в том, что огненная комета по имени Северина прошлась лишь по касательной, толком его не зацепив. Он не представлял для нее интереса, потому что все равно не мог затмить собой Димитрия, а один поклонник в лице майстера Ингера у нее уже имелся и этого хватало. Впрочем, она прилежно записалась к дотторе на внеклассные занятия, повсюду таскала никчемные карты звездного неба, пялилась в телескоп, когда Войцех смотрел на нее, и пялилась на Войцеха, когда на нее смотрел майстер Ингер.
Гремучая смесь ревности и недомолвок, подогреваемая на медленном огне, неминуемо грозила взорваться и, конечно же, так и случилось.
По окончании одного из учебных дней школяры, как обычно, потянулись к выходу, и выпускницы вместе с Эльзой и ее подругой тоже выпорхнули на площадь, шумно обсуждая главную тему сезона — грядущий бал. Еще бы, младшим девочкам посещать его не разрешалось, а они уже почти взрослые и будут веселиться со взрослыми наравне. Открытые платья, шампанское, влюбленные кавалеры — в общем, мечта любой, да и только. На полдороги Северина внезапно остановилась.
— Я забыла в раздевалке карту, — сообщила она обернувшейся в удивлении Эльзе. — Ты иди-иди, не жди меня. Вон мать уже за вами с Крисом приехала. А мне все равно домой надо, к практическому занятию готовиться.
Эльза не стала спорить и обреченно поплелась к матери, а Северина вернулась в школьное здание. Пробираться было непросто: все рвались наружу, а она одна — внутрь, но стоило миновать дверь, как идти стало легко. В коридорах гуляло лишь эхо звонких голосов, кабинеты стояли открытыми и пустыми, на досках еще белели следы меловых карандашей, а в углах валялись шарики из скомканной бумаги. Скоро тут пройдется с тряпкой слуга-уборщик, а затем наступит такая тишина, которая бывает лишь в старых и больших зданиях, за день насквозь пропитавшихся детским гомоном.
В раздевалке Северина подошла к своему шкафчику и без труда отыскала в его недрах свернутую в рулон карту. Она прислонила ее к низенькой скамейке, наклонилась, чтобы подтянуть чулок, и услышала:
— Значит, ты теперь увлечена астрономией?
Длинные волосы падали ей на лицо, и это помогло скрыть улыбку, но когда Северина выпрямилась и откинула их, ее глаза выражали легкое удивление.