— Очень увлечена, майстер Ингер. А вы за этим сюда пришли? Чтобы поинтересоваться?
Блондин стоял, прислонившись плечом к дверному косяку и сложив руки на груди. Лицо усталое, глаза красные, взгляд тяжелый. Он успел уже переодеться после занятий в свою простую и удобную одежду: ветровку и джинсы. Возможно, даже успел выйти из школы вслед за всеми учениками, но заметил Северину и тоже решил вернуться, а возможно, захотел проверить напоследок, не остались ли в раздевалке чьи-нибудь вещи. Ведь дети такие рассеянные и забывчивые. Так или иначе, он оказался в опустевшем здании наедине с ней и смотрел так… впрочем, так он смотрел на нее уже не первый день.
— У вас уже все было?
— Что было, майстер Ингер? — невинно похлопала ресницами она.
— Как далеко он с тобой зашел? Отвечай.
В два шага он преодолел разделяющее их расстояние, грубо схватил Северину за плечо, она вскрикнула.
— Зачем ты это делаешь, Северина? — голос у майстера Ингера был глухой и страдающий, как у раненого зверя. — Хочешь, чтобы мне было больно? Мне больно. Слышишь, маленькая дрянь? Мне больно видеть, как ты вьешься лисой вокруг каждого парня.
— Да что вы такое говорите, майстер Ингер, — воскликнула она и принялась отбиваться. — Ни возле кого я не вьюсь. Это вы мне спуску не даете, отметки плохие ставите и придираетесь. Вы. Вы. Сами убеждали, что надо расстаться, что опасно продолжать, а теперь меня крайней выставляете.
— Целовал тебя? — как безумец, продолжал твердить он, схватил ее за подбородок, сильно ущипнув большим и указательным пальцем, заставил вздернуть голову, заглянул в глаза. — Кто из них тебя целовал? Что еще они с тобой делали?
— То же, что и вы, майстер Ингер, — вдруг жарко выдохнула Северина и полыхнула глазами. — Все, как вы научили. Вы — хороший учитель, я сразу это поняла.
Он мучительно застонал и отшатнулся. Обхватил руками голову, осел на скамью, широко расставив ноги и упершись локтями в колени. Северина положила ладонь на его затылок, зарылась пальцами в волосы, слегка сжала, потянула назад.
— Валериан…
Он послушно посмотрел на нее снизу вверх: точь-в-точь больной зверь глянул из капкана.
— Поцелуй…
Будто только этой просьбы и ждал, он тут же впечатался губами в ее ногу над самым коленом, лизнул кожу через паутинку чулка, оставляя мокрый след, снова глянул, с ненавистью, страхом, неистовым желанием.
— Еще…
От короткого тихого приказа по телу майстера Ингера пробежала дрожь. Он упал на колени, поставил ногу Северины на скамью рядом с собой, распахивая ее бедра, покрывая поцелуями ее икру, лодыжку, ремешок туфли, подъем ступни… Безотчетное, немое, слепое поклонение, жадный, обезумевший, слабый мужчина. Все-таки в каждом из них живет зверь, даже в людях. И вроде бы нет привязки, но стоит почуять запах самки — и самец становится сам не свой.
— Боги, я же пытался тебя забыть. Я же пытался…
Он снова потянулся вверх, Северина не стала препятствовать. Майстер Ингер запустил пальцы ей под юбку, подцепил резинку чулка, стянул вниз по ноге. Она сама приспустила трусики, подняла подол, столкнулась с мужчиной взглядом. Там она была совсем голая, и тонкая кружевная ниточка, болтающаяся на середине бедер, дразнила его своей белизной — цветом невинности, которая так возбуждает всех самцов с начала времен.
Майстер Ингер сглотнул при виде ее обнаженного тела.
— Войцех тоже лизал тебя?
— Нет, — она пожала плечами, — он предпочитает членом.
— Врешь, — и снова в глазах затаенная боль, и ревность, и страсть, и надежда. — Ты все придумала.
— Нет, Валериан. Он просто не умеет так, как ты. Никто не умеет. Ты — лучший.
Как и следовало ожидать, он зарычал, рванул ее к себе за ткань трусиков, влажным и скользким языком тронул нежную внутреннюю поверхность бедра, пощекотал сгиб между ногой и телом, раздвинул ей нижние губы. Помог себе пальцами, сминая мягкую кожу, оставляя на ней красные отпечатки.
— Майстер Ингер, — с улыбкой прошептала Северина, — вы целуете меня прямо туда, куда дотторе Ворхович меня…
Он шумно выдохнул через ноздри, но не оторвался от ласк, проникая все глубже, упиваясь текущей из нее влагой, собирая ее губами и сглатывая, как нектар. Будто кто-то дергал и дергал струну, и одна нотка звучала и звучала в общей сонате. Северина отдалась своим ощущениям, откинув голову. Вот сейчас майстер Ингер опустит ее на скамью, расстегнет джинсы, достанет разбухший член. Ее внутренние мышцы еще помнили его в себе. Немного больно, твердо, непривычно. Не то, что игры с языком — в этом они частенько упражнялись. Секс у нее был лишь один раз — с ним же — но и у него, похоже, с тех пор никого не было, иначе не случилось бы этого неконтролируемого всплеска, неосторожного желания. А ей именно оно и требовалось: неконтролируемое и неосторожное, лишающее разума и опоры.