Встала, отряхнула платье от невидимой пыли — в тронном зале все было блестящим от чистоты — указала своим сплетницам на главный вход, куда ретировалась делегация.
— А ну, быстро перехватите их всех, развлекайте, как можете, чтобы недовольным ни один не ушел. Даже жрецы, — последнее Северина крикнула вдогонку, так как дрессированные пташки уже бросились выполнять поручение.
Она пошевелила плечами, проверяя, насколько сильно ушибла спину, покрутила головой и вдруг встретилась взглядом с братом Димитрия. Алан стоял на своем месте у трона все с той же неприятной улыбкой, но его глаза в упор смотрели на Северину. Ей показалось, что он впервые заметил ее вообще. Нет, конечно, они сталкивались едва ли не каждый божий день в коридорах резиденции, и она знала от своих пташек, что он странный тип, замкнутый в себе девственник, которому никто, кроме мамочки, не нужен. Но теперь он будто разглядел ее. А она — его. И они оба прищурились, пытаясь разобраться в своих открытиях.
Прибежавший на зов запыхавшийся краснолицый доктор осмотрел Северину и пришел к выводу, что она полностью здорова, но может носить наследника — отсюда и странный обморок. Признаков беременности пока нет, но на очень ранних сроках такое возможно, если случится перепад… она не дослушала чего, размышляя об Алане. И о Димитрии. Куда он пошел? Терзает кого-то в своих покоях? И что это был за припадок?
Она ломала голову до тех пор, пока одна из ее верных девушек не принесла невероятную новость: бурые замуровывают вход в личный темпл канцлера. У Северины сразу екнуло сердце, и все стало понятно. Кто управляет бурыми? Кто посещает темпл с завидной регулярностью в поисках покоя и тишины? И где темный бог носит Яна, когда она на сегодня уже исчерпала свой лимит добрых дел?
Впрочем, последний вопрос был из разряда риторических: на деле Северина уже стремглав бежала к темплу, позабыв прихватить у слуги шубку в такой мороз. Ее домашние туфли скрипели по снегу, изо рта вырывался парок. Темпл, венчающий длинную череду ступеней, хорошо просматривался снизу. Бурые выложили поверх массивных золоченых дверей только нижний ряд из грубо отесанных камней. Темный бог бы побрал садовника — Северина лично заказывала их для нового декора беседки.
На середине лестницы дыхание изменило ей. Закололо в боку. Слава всем богам, на самом деле она не беременна, а то и впрямь хлопнулась бы в обморок. Двое бурых заметили и ощетинились в ее сторону, сверкая клыками. Злые, как звери. Северина замедлила шаг, подкрадываясь осторожно. Это их господин злой, они — лишь его отражение. Растерзают ее в два счета и не задумаются, зачем. Не их это дело — задумываться, когда хозяин чего-то желает. Позвать бы кого-то на помощь, но кто тут поможет? Воле наместника не имеет права перечить никто. Хочет — замуровывает себя в темпле, хочет — девушек режет. Захочет — и его бурые станут бросаться на любого, кто осмелится подойти. Правда, после того, что он учинил при делегации, вряд ли кто осмелится.
Одной Северине всегда было плевать на волю наместника. Да и на всех вокруг было плевать. У нее своя воля и своя игра. Однажды она Димитрия уже прогнула, вынудила играть по своим правилам. Какой ценой — не повод для сиюминутных размышлений. Что он там делает внутри? Дождаться бы Яна, но что они найдут, когда перестреляют бурых и сломают кладку? И нужно ли ее ломать уже?
— Я все-таки хочу узнать, что значит "П"? — закричала она, надеясь, что он услышит даже через эти двери и через мерное шуршание раствора, брошенного на камни железным мастерком. Двое бурых споро работали, не разгибая спин.
Другая, оставленная в прошлой жизни Северина не стала бы так отчаянно лезть на рожон. Она насладилась бы чувством отмщения за каждую слезинку, пролитую ею о нем, за каждую секунду страданий, которые пришлось вынести. Встала бы тут, сложила руки на груди и с упоением наблюдала, как работают бурые. Он страдает — замечательно, да пусть бы и вовсе сдох там, в своем темпле, кому какое дело? Но на нее столько навалилось в последнее время: попытки написать письмо Алексу и переоценка своих поступков, предательство и смерть Жулии, теплая человеческая любовь Яна, осознание, что полжизни прожито впустую, и никто прежде ее не любил. Или любил? Она не совсем разобралась с этим вопросом. Наконец, бабочки проклятые, не дающие покоя.