Девочке было на вид лет пять. Ее поношенные сапожки зачерпывали снег не по ноге широкими голенищами, а пальтишко на рыбьем меху хлопало полами при каждом движении, но ее это не смущало. Прыгая от сломанной ветки до каменного холмика, а от него — до торчащего прутика, она напевала себе под нос, сыпала из кармана крошки оголодавшим воронам и воробьям и, казалось, совершенно не ощущала холода. Сегодня могильщики грелись в тепле, радуясь, что нет повода идти на семетерий, безмолвно стояла пустая семета, и никто не мешал малышке наслаждаться игрой, не гнал ее с привычного места.
Она остановилась, лишь заметив темную фигуру на белом снегу. Женщина, красивая как одна из статуй, закутанная в длинный черный плащ с лежавшим на плечах широким капюшоном, аккуратно расчищала перчаткой засыпанный снегом памятник. В спину ей дул речной ветер, темные волосы змеями скользили у лица, густые ресницы трепетали.
Девочка прыгнула от камешка к тропинке, совсем по-воробьиному склонила голову набок и снова замерла.
— А кто вы такая?
Женщина отвлеклась от занятия, оглядела ее с ног до головы, улыбнулась. Полезла в карман плаща, долго там что-то искала, наконец вытащила маленькую продолговатую конфетку в цветном фантике, протянула на ладони.
— Почему ты ходишь тут одна? Не боишься простудиться?
Девочка прыгнула с тропинки к ней и взяла конфету. Быстро развернула обертку, сунула в рот, зажмурилась от удовольствия: шоколадная.
— Не боюсь, — пробубнила с полным сладкой слюны ртом, — я здесь играю.
Женщина материнским жестом поправила на ней пальтишко и застегнула верхнюю пуговицу у горла, которая постоянно выскакивала из разболтавшейся петли.
— Оставьте, — отмахнулась девочка, — все равно сейчас расстегнется.
— Ты, наверно, дочка смотрителя семетерия? — догадалась женщина, распахивая собственный дорогой и красивый плащ. Сняла с шеи плотный вязаный шарф, накинула на девочку, обернула несколько раз и повязала. Та потрогала подарок рукой, повела носом: надо же, шерстяной, но не колючий и пахнет так сладко… взрослыми духами.
— А вы, наверно, волшебная королева?
В ответ женщина весело рассмеялась.
— С чего ты взяла?
— Вы очень красивая. А еще недавно я читала сказку про волшебную королеву, и она была такая же, как вы, — внезапно глаза у малышки округлились. — А вы добрая волшебная королева или злая? А то они разные бывают.
— А ты как думаешь?
— Я думаю, что добрая. Вы дали мне конфету и шарф, а добрые волшебницы всегда дарят детям подарки, если встретят их где-нибудь случайно.
Женщина продолжала улыбаться, но ее глаза стали грустными.
— Смотри сюда, детка.
Она раскрыла обе ладони, и девочка с изумлением увидела, как под тонкой, почти прозрачной кожей в запястьях женщины мерцают нити. На одной руке нить была серебристая и сияла, как хрусталики льда в снежинке, если смотреть через нее на свет. В другой ниточка чернела, как густая бархатная смола, которой как-то летом заливали прохудившуюся крышу семеты.
— Моя мама говорила, что не бывает добрых и злых волшебниц, — сказала женщина своей юной собеседнице, — есть просто волшебницы, и подарки они могут дарить разные, все зависит от дарящей руки. Однажды я отравила своим подарком маленького мальчика. Такого же маленького, как ты.
— И он умер? — прошептала пораженная девочка. — И лежит вот здесь?
— Нет, — женщина покачала головой, отвела от лица волосы, с которыми играл ветер, и нежно, почти любовно тронула кончиками пальцев очертания букв, высеченных на сером камне памятника. — Тот мальчик не умер. Здесь лежит его отец.
— А почему его отец умер? Он был плохой человек, да?
— Почему ты так думаешь? — красиво изогнутые брови женщины удивленно приподнялись.
— Потому что к нему никто, кроме вас, не приходит. Я тут всех знаю, — девочка важно подбоченилась, гордая своей небольшой, но все-таки властью над этим местом. — Знаю, кого где положили, и кто к кому приходит. К хорошим людям приходит много других людей. Особенно летом. Но и зимой тоже бывают. Они сидят тут и разговаривают с камнями, представляя на их месте кого-то еще, и иногда, как вы, угощают меня печеньем или конфетой, если заметят. А к плохим людям не приходит никто, потому что их никто не любит и про них быстро забывают. К нему, — она показала рукой на памятник, — не приходят. Еще так бывает, если у человека нет семьи. Но раз вы говорите, что у него был сын, значит и семья — тоже?
— Да, — согласилась женщина, — у него была большая семья, жена и трое детей. — Подумав немного, она добавила: — Четверо детей, если быть точной.