Только у самого выхода из семетерия, перед аллеей из мраморных статуй, когда-то разрушенных, а потом созданных заново, Ирис не выдержала и обернулась. Зимой, когда растительность не закрывала обзор, даже издалека все было прекрасно видно. Девочка куда-то делась, а на ее месте стоял какой-то старик в потертом пиджаке и черной широкополой шляпе и смотрел на Ирис. Наверно, родственник маленькой оборванки явился и загнал ее в тепло, а теперь стоял и удивлялся, с кем это только что беседовал его ребенок — других объяснений она не находила.
Ирис пожала плечами, плотнее надвинула на голову капюшон и пошла дальше, одинокая темная фигура на ослепительно белом снегу. Старик провожал ее взглядом еще некоторое время.
А потом исчез.
Цирховия
Шестнадцать лет со дня затмения
Эльза оказалась дрянью, и Алекс больше не сомневался в этом. Расчетливой, лживой, хладнокровной и высокомерной аристократической дрянью, для которой он оказался недостаточно хорош. Нет, то есть вполне хорош, чтобы немного развлечься и поиграть, но не более.
Эта мысль выжигала ему мозг, лишала аппетита и сна. Каждый поцелуй, который Эльза дарила Алексу, каждый нежный взгляд и ласковое слово — все фальшь, игра, маска. Интересно, она смеялась над его доверчивостью, возвращаясь со свиданий? Забавлялась, придумывая, как бы ловчее поставить его на колени? Сильно испугалась, что папенька наругает, когда все открылось? Ничего, он ей докажет. Докажет, как она ошибалась. Во всем.
Слабый человек? Видела бы она, как Алекс, несмотря на предостережения врачей, встревоженное оханье матери и боль в еще неокрепшем теле, делал ежедневные упражнения, подтягивался и отжимался. Кости потом полночи ломило, он ворочался в кровати и не находил себе места, зато утешался тем, что каждый день у него получалось немножко больше, немножко лучше и немножко сильнее. Все на нем заживает, как на собаке, скоро и следа не останется, а без боли вообще тренировок не бывает. Мать, правда, паниковала, то и дело трогала розовые свежие шрамы на его коже, будто ее причитания помогали им зарасти быстрее. "Убиваешься, сынок". Он не убивается. Он доказывает всем, что может.
Чтобы реже нарываться на материнские нотации, Алекс старался больше времени проводить вне дома. Эльза-то наверняка считает, что он все еще по ней сохнет. Подумаешь. Видела бы она, сколько других девчонок готовы прыгнуть позади него на мотокар и умчаться с ветерком куда глаза глядят. И готовы они не только на это. Отвези только любую чуть подальше, напой романтической ереси в уши, задери юбку, толкнись — и готово. Каждый вечер Алекс намеревался так и сделать, но каким-то необъяснимым образом получалось, что очередная подружка с недовольной миной трясла его, сидящего рядом с ней и уставившегося в одну точку, и требовала отвезти ее домой, потому что он, мол, зачем-то позвал ее гулять, чтобы потом целых два часа молчаливо игнорировать.
Поэтому чаще он просто катался один. Любил рвануть по шоссе за город на предельной скорости, обгоняя более неторопливых ездоков, вылетая на полосу встречного движения — адреналин приятно щекотал в крови — и плавно уходя на свою сторону. Подолгу сидел где-нибудь в тихом месте на берегу реки. С наступлением осени вода стала синей, камыши шелестели на ветру там, где образовывались запруды, изредка рыба била хвостом. Алекс швырял камни и смотрел, как широко от них расходятся круги по волнам. Смотрел и видел Эльзу.
Дрянь. Красивая. Высокомерная. Дрянь.
И, конечно же, они встретились. Это только кажется, что столица большая и в ней живет целая куча людей: богатые и бедные, прислужники светлого бога и темного, аристократы и свободный народ, который вообще прячется под землей. На самом деле мир поразительно тесен, каких только удивительных и внезапных встреч в нем не происходит, а уж в отдельно взятом городе — тем более.
Теплым и погожим днем Эльза сидела на открытой веранде дорогого ресторана, расположенного на одной из главных улиц. Не одна, со своим новым благородным ухажером, конечно же. В облегающей джинсовой юбочке, легкомысленной кофточке с глубоким вырезом и тонкой расстегнутой куртке. Ее темные волосы свободно струились по плечам, когда она, чуть склонив голову набок, говорила что-то слуге, показывая в меню. Молодой надменный волк сидел за столиком рядом с Эльзой и буквально поедал ее в это время плотоядным взглядом. Алекс прекрасно знал, о чем думают, когда так на девушку смотрят. Слова Северины снова пришли ему на ум. Эльзе уже нравится кто-то другой. Кто-то, кого не стыдно показать папе…
У него даже зубы заломило, а перед глазами упала красная пелена. Он едва не въехал в чей-то кар, с трудом успел свернуть к обочине. Кость в ноге предательски затрещала, когда Алекс принял на нее вес, чтобы окончательно не завалиться на тротуар. Он уронил свой мотокар, отпрыгнул, толкнув кого-то из прохожих и, кажется, даже не извинился, все так же не спуская глаз с Эльзы. Что он там твердил себе про "доказать"? К темному богу все, пойти бы сейчас, схватить ее за плечи, вздернуть на ноги. Чтобы глаза в глаза, чтобы просто смотреть на нее, пожирать взглядом, как тот парень. Наслаждаться каждой ее черточкой, дыханием, теплом кожи. Впиться ей в губы поцелуем. Пусть дрянь, пусть раздавила его, пусть поиграла и посмеялась. Он же сдохнет сейчас, если этого не сделает.