- Слышал я, что нурманы недовольны князем Владимиром, - осторожно заметил Ставр.
- Так как же им быть довольными, - усмехнулся новгородец. - Они грабить шли. Да и не только в нурманах дело, иные прочие тоже не откажутся пощипать киевлян.
Боярину Хабару не хотелось киевского зорения. Не то, чтобы он был совсем бескорыстен, но готов был удовлетвориться малым, не обижая киевскую старшину и чёрный люд.
- Князю Владимиру лучше бы миром утвердиться на киевском столе, - осторожно заметил Ставр.
- Так и я о том же, - кивнул головой Хабар. - Кабы Ярополк добром ушёл в Туровский удел, то незачем было бы держать войско в Киеве. Бездельная рать опасна в любом городе, и чем больше она будет здесь стоять, тем больше будет поводов для нестроения.
Боярин Ставр взглянул на соседа с уважением - ума палата у боярина Хабара и изворотливостью он не обделён. Вот через него и надо действовать киевской старшине. Конечно, Ярополку можно посочувствовать, но он сидит в Родне, а Владимир - в Киеве, и уйдёт он отсюда только с большим разором и большой кровью, а Ставру не хотелось ни того, ни другого.
- Надо снестись с боярином Блудом, - предложил Хабар. - Человек он умный и должен понять, в чём его спасение.
Боярин Ставр мыслил сходно с новгородцем. Только утвердив Владимира на великом столе, можно сохранить город и своё добро.
Князь Владимир покинул пир после захода солнца, а следом стали расходиться остальные, не желая заботить уставшего князя своим присутствием. Дружина ещё шумела во дворе Детинца, но их дело молодое, а разумным людям пора и честь знать. Боярин Ставр пригласил Хабара к себе в дом - этого и приличия требовали, да и хозяевам спокойнее, когда в усадьбе не последний в новгородской рати человек. К удивлению боярина Ставра, даже вечно злобные киевские псы, которые на каждый стук конского копыта отзывались злобным лаем, ныне лишь тявкали для приличия и тут же замолкали, поперхнувшись собственной смелостью. Выходит, и животное чувствует неуверенность хозяев, которые ныне не совсем хозяева даже на своих дворах.
Перед тем как угомониться на ночь, присели бояре к столу, хлебнуть Ставровых медов, чтобы сон был крепок и сладок, а пробуждение стало приятным для головы и тела. Сидели по-домашнему, кинув с плеч кафтаны, распоясав рубахи, а потому и разговор получился откровенным.
- Я в Киеве выгоды не ищу, - сказал Хабар. - И чужого места занимать не буду, а потому вполне можешь мне верить, боярин Ставр. С сыновьями, мне не повезло, а дочь, после смерти боярина Збыслава, осталась вдовою с малым дитём. Вот внуку Яромиру и отойдёт мое добро и место в новгородской старшине. Но до того, как он в возраст войдет, всё ещё ни по одному разу спустить и вновь приобрести можно. В любом случае бить сапоги мне особой нужды нет.
Боярин Ставр сочувственно поцокал языком на незадачу боярина Хабара: Даджбог иной раз тоже сеет неразумно - где густо, а где пусто. У Ставра, например, одних сыновей семеро, вот и крутись тут, чтобы кого не обделить, а то ведь после смерти отца перегрызут друг другу глотки и пустят по ветру всё нажитое. Уж коли княжьи сыновья дерутся между собой за отцовское наследство, то от кого набраться ума боярским сыновьям.
- А дочке-то твоей который год? - спросил Ставр у гостя.
- Так двух десятков ещё нет. Женка-то кровь с молоком, рожай да рожай, а тут, вишь, какая незадача - осталась без мужа. Говорил же боярину Збыславу, не рвись из кожи за чужой интерес, а то непременно окажешься крайним. Как в воду смотрел.
Про дочь-то боярин Хабар завёл речь неспроста, но так ведь и боярин Ставр не вчера родился. Оно, конечно, вдова - не девка, но годы её небольшие, а по отцу если судить, то лучше невестки и не сыскать. Опять же единственная дочь богатейшего боярина - без приданного он её не отдаст, дабы не уронить чести рода. Конечно, Ставров Изяслав годиков на пять будет помоложе Хабаровой дочки, но года ведь дело поправимое, глазом моргнуть порой не успеешь, как седина уже бьёт в бороду.
- Коли князь Владимир сдёржит своё слово, то отдам за дочкой надел в Полоцких землях.
Что-то больно щедр боярин Хабар, коли так легко расстаётся с землёю. Ставра даже сомнение взяло - уж не кикимора ли у него под рукой? Хотя покойный боярин Збыслав вряд ли взял бы под себя уродину, уж больно горделив был и себе на уме. А предложение Хабара куда как заманчиво - на пару с новгородцем они бы удержали полоцкую землицу, несмотря на молодость Изяслава. Что ни говори, а сладко делить добро чужое, но как бы ненароком своего не потерять, во всяком случае боярину Ставру в первую голову думать надо об этом. Но тут уж как ни кидай умом, а выходит, что князь Ярополк при таком раскладе лишний. И не по вине Ставра так свершилось, а по вине самого Ярополка, который рот открыл для громкого слова, а получился один срам.
- С боярином Блудом надо словом перемолвиться, - стоял на своём Хабар. - Пусть склоняет Ярополка к Туровскому уделу, в этом для князя единственный выход.
- До боярина Блуда ещё добраться надо, - покачал головой Ставр. - А в Родню нас с тобой не пустят, а коли пустят, то учинят спрос.
- Сами мы, конечно, не поедем, - задумчиво проговорил Хабар. – Но есть у меня в знакомцах один человек, Перунов волк, вот с ним всё и обговорим.
Боярин Ставр в ответ утвердительно кивнул головой. Решать вопрос о великом столе всё равно надо и решать как можно быстрее, пока всех не захлестнуло кровавым потоком с головой.
Ладомир проснулся с первыми лучами солнца, разукрасившими золотом и без того богатую боярскую ложницу. Людмилы рядом уже не было, успела скрыться до рассвета, дабы не растрясти по дому своей вины. Тайком пришла, тайком ушла, а любила по принуждению так, как другие от чистого сердца не любят.
- Боярин Хабар за тобой прислал, - сказал Сновид, сладко потягиваясь.
- Зачем зовет?
- Это ты сам у него спроси, он сейчас в усадьбе боярина Ставра. Пятеря проводит.
Конопатый холоп уже стоял у дверей и хлопал на Ладомира куцыми ресницами. Не поймёшь, то ли хитрое у Пятери лицо, то ли глупое, а, наверное, и того и другого пополам, иначе не ходил бы при хозяевах в подручных.
- Пересвета разбуди, - шепнул уходя Ладомир Сновиду. - А то спит с чужой женой, как с своей собственной.
Ладомир к боярину отправился на коне, хотя до Ставровой усадьбы было рукой подать. Пятеря бежал вприпрыжку рядом, отстукивая пятками по мощёной киевской улице. Язык бы ему ещё на бок свалить - вылитая собачонка.
- Давно живёшь при боярине? - спросил Ладомир.
- Так я в усадьбе родился, - удивился вопросу Пятеря.
Из Киева наверное холоп носа никуда не показывал, как Ладомир до поры до времени из зелёного леса. Учителя вот только были у них разные и для разной жизни их готовили, оттого и получились они столь непохожими. Да и есть ли похожие люди на этой земле -каждый на особицу. Взять хотя бы семерых Волков из Бирючева гонтища - из одного горшка хлебали щи, случись что, так друг за друга глотку перегрызут любому, а всё же есть между ними разница. И Твердислав похож на Пересвета не больше, чем Ладомир на того же боярина Хабара. Выходит, с самого начала сидит что-то в каждом человеке, делающее его на других непохожим. И княж Владимир - человек, и холоп Пятеря - человек, а каждый живёт по своим понятиям и стремится к своей цели. У Пятери цель махонькая - как бы своему хозяину угодить и не остаться без сладкого куска, а у князя Владимира хозяин постарше - бог Перун, и малым куском не утолишь княжьего аппетита. А по обличью вроде схожи - руки, ноги, два глаза, два уха. Выходит, люди различаются по хотению - одним надо мало, а другим много.