- Тать!
- Ну и зря - покачал головой Ладомир. - Какой я тебе тать. Не ради наживы мы усадьбу боярина Збыслава сожгли, а другим в назидание. Не гневи Перуна и до века соколом проходишь.Зовут-то тебя как, скажешь - нет?
- Милава.
- А кем ты боярину Збыславу доводишься, из челяди что ли?
- Жена я ему. И дочь новгородского боярина Хабара.
Ладомир даже присвистнул от удивления:
- Теперь ты своего мужа разве что в стране Вырай встретишь.
- Золото хочешь? - спросила Милава.
- Зачем мне золото, - презрительно хмыкнул Ладомир.
- А чем же тебе отслужить тогда за спасение? - глянула на него исподлобья боярыня.
Ладомира даже в жар бросило от её взгляда, но подходящие случаю слова не пошли с языка. А есть, наверное, какие-то слова для таких просьб, вот только не знает он их, и спросить не у кого.
- Ты мужняя жена, сама должна знать, - бросил хмуро Ладомир.
Ему показалось, что она норовит отодвинуться, а потому и придержал её за волосы, чтобы знала своё место.
- Отпусти, - попросила Милава. - Раз обещала отслужить, значит отслужу. Только давай сначала к реке спустимся, надо же мне смыть сажу с тела.
Ладомир возражать не стал, хотя следовало бы поторопиться. Бирюч не простит ему долгой отлучки. Но ведь и до реки рукой подать - пусть поплескается жёнка в водичке, коли ей такая блажь пришла в голову.
На берегу Милаву лунным светом облило - вила и вила, такими их Войнег и описывал. От обнаженного женского тела у Ладомира перехватило дух. Всё ни как у людей. Бёдра у Милавы на удивление округлы, а груди, увенчанные сосками, смотрят врозь, как у козы.
- У тебя дети есть? - спросил Ладомир.
- Нет детей, - вздохнула Милава. - Не успела завести. А ты что, первый раз жёнщину видишь?
- Почему, - обиделся Ладомир. - Я среди людей родился и среди них жил. Только это давно было. Может десять лет назад, может двенадцать.
-Оно и видно.
Милава засмеялась и шагнула к воде. Ходила она тоже не по людски - на раскоряку, качая бёдрами.
- Плыви за мной, - крикнула она, поднимая тучу брызг.
- А я плавать не умею, - соврал Ладомир из духа противоречия.
И забарахтался в воде беспомощным щенком, то обретая, то вновь теряя дно. А Милава уплывала всё дальше и дальше от берега, трудноразличимая в неярком лунном свете, и Ладомир подумал, что делает она это не без причины. А уж когда она, ухватив его за волосы, потянула под воду, ему осталось только подивиться женскому коварству. Ну и хлебнуть речной водицы, изображая полную беспомощность. Мелькнула даже мысль - а уж не вила ли эта вытащенная им из огня жёнка, коли она так старательно пытается утащить его под воду? Ишь, как вытаращила глазищи и волосы по воде распустила. Не ровен час, действительно утопит. За эти распущенные волосы и ухватил Ладомир боярыню, окунув пару раз для успокоения. Будет знать теперь, что Белый Волк, это не кутёнок беспомощный, и способен при надобности не только с жёнкой справиться, но и с вилой.
- Пусти негодный, - завопила Милава.
- А зачем топила? - насмешливо спросил Ладомир.
- Я не топила, а играла.
Ладомир ей не поверил, но и спорить не стал, а просто выволок коварную боярыню на берег и уложил на песок. Всё-таки понять этих жёнок трудно-то топила, не утопила, а то вдруг приласкала так, что кровь Ладомирова прямо-таки заиграла в жилах.
Никто не учил Ладомира любить женщин, а вот подишь ты, в первый раз и не оплошал. Но уж больно жадна оказалась Милава до мужских ласк, а от её шёпота и стона у Ладомира голова шла кругом.
Потом они отдохнули немного, глядя на звёзды и очумевшую во чужом хмелю луну. Ладомир век бы так лежал, прижавшись к Милавиному боку. А что ещё человеку в этом мире надо? Наверное, чтобы звёзды не торопились гаснуть, и не спешила загораться на противоположном берегу заря.
Похоже, он задремал под ласковое журчание воды, но руку Милавы не выпустил из своей руки. Да она и не рвалась, честно отслужив Ладомиру и не один раз под завидущим взглядом ночного светила.
Только когда луч солнца чиркнул по воде, Милава подхватилась на ноги. Ладомир тоже поднялся и огляделся вокруг. От усадьбы боярина Збыслава остались одни головешки, от которых поднимался к небу едкий дымок. А подувший под утра ветерок донёс до реки противный запах паленого мяса.
- Жалко, если кони погорели, - вздохнул Ладомир. - Я коней люблю.
- А людей? – вспыхнула Милава. – Людей любишь?
- Тех, которые жёнки, люблю. А всех остальных - не очень.
Милава сердито фыркнула, натягивая на подрагивающее от утренней прохлады тело драную рубаху. Без этой рванины она смотрелась лучше, но не станешь же нагишом по белу свету бегать. Ладомир и сам потянулся к одежде, поёживаясь от утренней свежести. Наряд у него конечно не боярский, но сапоги в самый раз. Червлёные сапоги, в таких и князю выйти не зазорно.
- Хочешь, сарафан подарю? - прищурился Ладомир на Милаву.
Та в ответ только обречённо махнула рукой, уныло разглядывая свой подранный в клочья наряд. Ладомир, однако, не шутил и, к немалому удивлению Милавы, действительно вынул из сумы сарафан. А следом ещё и ендову, заблестевшую на солнце серебряными боками.
- Вор ты всё-таки, Ладомир, - возмутилась Милава, принимая подарок. - Зачем чужое брал?
- Так всё одно сгорело бы, - пожал плечами Ладомир. - Я рубаху искал, да не попалась рубаха, а с мертвяков снимать боязно.
-Отвезёшь меня в Новгород - получишь рубаху.
Ладомир даже на ноги подхватился от таких слов:
- Ещё чего. Со мной поедешь, в гонтище места хватит.
- Ты же обещал меня отпустить, - губы Милавы дрогнули от обиды.
И надо признать, что обиделась боярыня не зря. Действительно Ладомир обещал ей свободу, да потом передумал. Не целовала бы, не шептала бы ласковых слов, может, и отпустил. А теперь нет, с какой стати.
- Не отпущу, - твёрдо сказал Ладомир. - А будешь брыкаться - свяжу.
Женщина насупилась, но ничего не сказала, похоже смирилась со своей новой долей. Да и чем Ладомир ей не пара, скажите на милость. Не хуже он боярина Збыслслава, во всяком случае, хотя богатой усадьбы у Белого Волка пока нет. Да и какой прок в той усадьбе - Перун пыхнул гневом, и её нет.
Коня Ладомир нашёл почти на самом пепелище. Хорош был конь: вороной, как из одного куска кованый. К головёшкам вороной не шёл - жара боялся, но и прочь не уходил - ждал хозяина. Объезженный был конь и в руки сразу дался к радости Ладомира.
Вот ухватил, так ухватил! Что там ендова и сапоги - вернётся в гонтище на вороном коне да с женой, небось, все Бирючевы Волки враз прикусят языки.
- Тебе сколько лет, Ладомир? - спросила Милава, без споров подсаживаясь на коня.
- Семнадцать минуло, а может и того больше, кто их считал.