стани по течению, переправиться на тот берег
и ехать на лошадях. Куда ехать, — решит до-
рогой. Обстоятельства покажут.
Пароход пришел на рассвете.
На пристани садились мобилизованные.
Голосят бабы, кричат ребятишки. Громкой
матершиной перекликаются мужики. Малень-
кая, сухонькая старушка прилипла к русому
вихрастому парню, — не оторвется.
— А и на кого ты меня спокидаешь, и
да когда же я тебя, моего сыночка, уви-
даю...
Убирают сходни. Пароход отчаливает.
Парни сгрудились на борту, машут фураж-
ками, кричат последние слова. Громко ры-
дают бабы...
Мобилизованных окружают пассажиры.
— Обилизация? Куды гонют?
— Кто знат, будто на Омск. Куда пого-
нят, туда и пойдем.
— Дело понятное. Солдат — не свой чело-
век, казенный.
— Правда, што ли, Омск-то взяли, назад
бы вернули и нас.
Русый вихрастый вздыхает.
— Конечно, вернули бы, делать больше
нечего, если Омск взяли.
— В городе сказывали; Челяба взята.
Наверно, правда, что Омск взят. Тьма-тьму-
щая красных идет.
Гулом по палубе:
— Идут. Идут. Идут.
На лицах или смутное беспокойство или
нескрытая радость. И скрыл бы, да не умеешь,
так и прет наружу.
— Эх, скорей бы, скорей!
— Да не удержатся, что говорить.
— Не удержатся?
— Нет, не удержатся.
— Что так?
— Свихнулись все, ось свою потеряли.
Нельзя без нее. Каждый человек должен
иметь свою ось. Нет оси —и твердости в жизни
у этого человека нет, шатается он из стороны
в сторону, потому— опоры под ногами нет.
А который нашел ось-то. шутя тому человеку,
его и встречный ветер не сшибет с дороги,
потому держаться ему есть за что. ловко за
ось свою держаться.
— А как думаешь, у Колчака есть
ось?
Мужик опасливо взглядывает, потом успо-
каивается, машет рукой.
— Есть, только чужая, на чужих осях
вертится.
— Это как же понимать?
— А как хошь, понимай, милачок.
— Так, значит, не продержится?
— Обязательно. На чужих осях не про-
держишься.
— Ну, и дела! Вот жизнь пришла.
Справа чуть голубеют горы. Впереди, сзади,
слева— степь. Сонный ямщик показывает кну-
товищем на горы.
— Пошаливать начали.
— Что?
— Так-то тихо было, никогда ничего не
слыхали, а теперь вышло. Деревня тут в горах,
вон между той, вишь, вострозубая-то, и вон
той, что поправее, как малахай киргизский
стоит. Заехали в деревню с десяток партизан
из анненковцев, — анненковцы тут у нас
по губернии воюют, — безобразничать на-
чали. Целую неделю ни проходу, ни проезду.
Мужиков в нагайки. Ну, их и того... при-
шибли. Через три дня в деревню целая ар-
мия. —Давай виноватых! — Ну, конечно, где ж
виноватых сыскать, все виноваты. Все били,
все и в ответе. Так на своем и стоят:
— Нет виноватых!
— Нет?
— Нет!
— Ладно.
Выстроили всю деревню на улице, поста-
вили пулемет.
— Нет виноватых?
— Нет!
_ И давай пощелкивать... Мало которые
уцелели, все здесь полегли, и старые и малые...
А которые уцелели, те в горы ушли, тем
дорога одна теперь. Ну, к этим атамановец
или там белогвардеец какой не попадайся:
живого не выпустят... Купчишкам тоже спуска
не дают. Много купчишек этой дорогой
шляется в Монголию, товаром красным спе-
кулируют... Пошаливают, для че не поша-
ливать...
Ямщик замолчал, задумался. Задумался и
Дмитрий о своем.
— Теперь, вот, Сизовские бунт объявили.
Дмитрий вспомнил высокого черного
мужика, ходока из Сизовки.
— Это где Кардинское имение было?
— Вот, вот, это самое... И к соседям
послали: бунтуем, мол.
Решил ехать в Сизовку.
--------
Верстах в пяти от Сизовки Дмитрия
догнал отряд конных милиционеров.
— Стой! Что за человек?
Быстро оглянул всадников. Заметил между
ними молодого бледного попика.
— Ага, каратели!
— Человек, как человек, а еду по своему
делу.
— По какому делу, куда?
— В Сизовку мне, а по какому делу, о
том я только одному могу сказать. Кто у
вас старший?
— Я старший и есть.
Киселев вынул бумажник, протянул стар-
шему документ, взятый у человека во френче.
Старший прочитал, с уважением вернул
бумажку.
— Свой, значит. Выходит, по одному делу
едем.
Дмитрий улыбнулся.
— Должно, по одному.
Пригласил с собой попика.
— Садитесь, батюшка, неловко духовному
лицу верхом.
Поп пересел к Дмитрию, с любопыт-
ством оглядел его.
— Вы от начальства, должно быть?
Дмитрий молча кивнул головой.
— А вы, батюшка, с отрядом?
— Нет, сизовский я. Бунтуют мерзавцы!
Милиционеров арестовали, почту заняли, зем-
ство прогнали, пароход ограбили. Я почел
священным долгом осведомить.
— Может, склока одна, не бунтуют?
У Дмитрия такой спокойный вид, а
внутри сгорает от нетерпения узнать от попа
про бунт в Сизовке.
— Что вы, почтеннейший господин, бунт,
бунт! Управляющий уездом тоже сомневался.
Может, говорит, так, по пьяному делу. Бунт,
бунт! Против власти, против церкви, против
бога!
Дмитрий с многозначительным видом
улыбается, небрежно роняет:
— Я кое-что знаю, но подробных доне-
сений не имею. Там ходок этот... как его...
Попик с почтением посмотрел на Дми-
трия: должно быть, крупная птица, донесения
имеет.
— Это вы про Ивана Бодрых изволите
говорить; который насчет земли в город ездил.
— Да, кажется так зовут этого ходока.
А как вы это, отец, пробрались, как вас
бунтовщики не сцапали?
Попик улыбается.
— А я, господин, пешечком. Вышел будто
на прогулку, зашел за село да и давай бог ноги.
Дмитрий смеется. Чувствует, что поп
считает его за какое-то начальство. Прини-
мает покровительственный тон, хлопает попа
по колену.
— Молодец, батя, молодец!
Поп воодушевляется.
— Понимаете, господин, штаб, сукины
дети, выдумали!
— Да чтовы?!
— Да, да. Вот этот самый Бодрых, Лы-
скин Яков, Молодых Петр, — мужики! И пред-
ставьте — китайца выбрали!
Дмитрий искренно восторгается.
— Да что вы?
— Да, да, китайца!
— Китайца? Это интересно!
— Пришли к нам трое с мануфактурным
товаром, этим дикарям и втемяшилось, что
китайцы от большевиков подосланные. Одного
и выбрали в штаб.
— А, может, они и впрямь подосланные?
— Что вы! По-русски ни слова не пони-
мают.
Подъехал старший милиционер.
— А вы слыхали, здесь недалеко верстах
в ста Петрухин орудует?
— Знаю, да.
Больших трудов стоит Киселеву спокойно
ждать, когда милиционер начнет рассказывать.
— Вот жизнь собачья! С лошади не схо-
дишь, так на лошади и живем. Мыкаемся по
всему уезду. Чуть не в каждом селе теперь
бунт. А этот Петрухин как чорт носится.
Киселев успокаивает.
— Не долго наносится, скоро отдыхать
будет.
Милиционер отъехал.
Ямщик ткнул кнутовищем.
— Вон и Сизовка.
Дмитрий подозвал старшего.
— Я думаю вот что: вы с отрядом по-
дождите здесь, вон на опушке спешьтесь, а я