За его спиной грохот и громкие голоса. Оборачивается - опрокинули ведро с клеем. Ашур ругается, мешая слова русского и родного языка.
- Что у тебя там за шум?
- Коллеги по работе спорят. А у меня все отлично.
- Я... ты знаешь... я... скучаю... по тебе.
Перед его глазами нескончаемая река из машин.
- Аленушка... Я тоже...
________________
Allons enfants de la Patrie, le jour de gloire est arrivИ !
Пятнадцатый этаж, можно передохнуть. Скидывает с плеч по связке обоев, аккуратно ставит их на лестничную площадку. Тыльной стороной одной руки вытирает пот с лица, другой лезет в задний карман рабочих штанов.
- Да, Ален?
- Арти, что с голосом? Ты бежишь?
- Поднимаюсь по лестнице. На двадцать восьмой этаж.
- Пешком?
Приваливается к стене.
- Лифт не работает.
- Бедняжка.
- Да. Пожалей меня.
- Приезжай. Пожалею.
Он молчит. Дыхание постепенно выравнивается.
- Арти?
- Что?
- Я... хочу пригласить тебя... в гости. Можно, я пришлю тебе вызов?
- Ну... спасибо, конечно. Но я не уверен, что у меня получится.
- Я понимаю! Просто... я так скучаю, Арти. Ужасно скучаю по тебе.
- Я тоже, - прикрывает глаза. - Я тоже, малыш.
Кладет телефон обратно, в карман. Поднимает связки обоев. И кто придумал, что лифты в новостройках не нужно запускать, пока не сделаны ремонты во всех квартирах?
__________
Allons enfants de la Patrie, le jour de gloire est arrivИ !
- Привет, Аленушка.
- Арти, привет! Как ты?
- Да нормально. Еду на работу. Ты как?
Катит на роликах, пробираясь сквозь толпу. Москва накрыта смогом и дымом от горящих торфяников. В некоторых районах дышать совсем нечем, но здесь, в районе Рижской, еще вполне ничего.
- Загрузили данные. Я обеспечена работой на полгода вперед, наверное.
- Это же хорошо?
- Да. Арти... я вызов отправила.
- Спасибо.
- Тима... Ты приедешь?
- Черт! Ой, простите, - небольшое столкновение с велосипедистом, по счастью, без крэшей. - Это я не тебе, извини. Я... постараюсь. Честно.
- Арти, пожалуйста. Я буду очень ждать.
В октябре вернулся к Виталию. С деньгами и сумбуром в голове. Был обруган Татьяной за то, что привез в подарок Лизке дорогую немецкую куклу, которой любопытное чадо тут же открутило голову.
А потом у них вечером - традиционные посиделки под коньяк.
- Ну что, какие планы?
- Да как обычно. Ждем снег и алга!(казах. вперёд)
- То есть ты здесь остаешься?
- Выгоняешь?
- Тьфу на тебя! Я имел в виду... Тебе же вызов прислали?..
Литвин пожимает плечами, наливает себе коньяку, задумчиво выпивает.
- Прислали и что?
- Не поедешь?
- Нет. Не знаю!
- Слушай, Литвин, не е*и мозги! Себе и ей. Девка по тебе сохнет, вызов вон тебе прислала. Ждет. Чего тебе еще надо?! Чтобы она приехала и за ручку тебя увезла?!
- Не лез бы ты не в свое дело, Ковалев...
- Включил бы ты голову, Литвинский...
- Ну, приеду я туда! Что мне там делать?!
- Литвин, я должен тебе объяснять, что делать с сохнущей по тебе бабой?! То же самое, что ты сейчас делаешь с мозгами!
- Блять, Виталя... Я понимаю, у тебя спермотоксикоз, и мысли все об одном. Но я имел в виду другое!
Виталий разливает им еще по коньяку.
- А что - другое?! Там же Альпы, епт! Тебе надо объяснять, что делать в Альпах?!
Артем вздыхает.
- Ну, так-то да...
- Так, Литвин! Хорош ломаться как целочка на первом свидании! Собирайся и вали отсюда, чтобы духу твоего здесь не было! С глаз моих долой!
Артем складывает руки на груди.
- А еще друг называется...
- Ты мне потом спасибо скажешь!
______________
Перелет Москва-Париж занимает четыре часа. Вполне достаточно, чтобы в красках, уже совершенно безнадежно, усомниться в правильности принятого решения. Нескончаемо прокручивать все в голове. Их три дня в снежной пещере. Мегабайты откровенных и не очень разговоров за это адски длинное лето. Ее голос и смех. И отчаянно-просящие глаза в мониторе ноутбука. "Арти, приезжай. Пожалуйста. Прошу тебя".
Он едет. Точнее, летит. В дороге терзая себя сомнениями. К кому он едет? Стоит ли она этого? Чего ждет от него? Четыре часа - это более чем достаточно, чтобы совершенно издергать себя сомнениями. И слишком мало, чтобы как-то справиться с их удушающим гнетом. Даже профессиональному психологу.
Но, по крайней мере, одно он знает точно: она не любит незаконченных дел. Впрочем, он тоже. А, как минимум, одно дело у них осталось незавершенным.
_______________
Аэропорт "Руасси" огромен и футуристичен. Артем не успевает подумать о том, как он будет искать ее в этом гигантском стеклянном аквариуме, полном чужих лиц, не успевает заметить - так стремительно она врезается в него, обнимает, утыкаясь прохладным носом в шею. И обнимает крепко, поверх его рук, так, что у него даже нет возможности обнять ее в ответ. Потом отстраняется все же, слепяще сияющие глаза.
- Арти! Ты приехал! - снова порывисто ему на шею, но теперь он хотя бы может обнять ее. И ему легких вздохом на ухо: - Ты приехал, мой русский медведь...
- Медведь? - он отстраняется, усмехаясь.
- Да, - кивает она, глядя на него снизу вверх. - Медвежонок. Mon ourson.
Все сомнения осыпаются прахом к его ногам. Литвин не знает никого в этой стране, и ему все равно. Арлетт тоже все равно, похоже. И потому они целуются прямо в одном из залов второго терминала аэропорта имени Шарля де Голля. Их обтекает толпа прилетевших и встречающих, Литвинского периодически толкают то в спину, то в плечо. Но остановиться заставляет их отнюдь не это. А осознание того простого факта, что дальнейшее лучше осуществлять где-то в месте более уединенном, чем терминал одного из крупнейших аэропортов мира. Схватив за руку, Аленка тащит его получать багаж.
____________
*(рус. Вперёд, Отчизны сыны вы, час славы вашей настал!) - первые сточки "Марсельезы".
Глава 18. Чужбинная
Париж на Литвинского не произвел ровным счетом никого впечатления. Лувр нах, Мулен Руж тоска, хмурое небо, периодически впрыскивающее в полный выхлопных газов городской воздух морось.
Лишь три вещи его порадовали. Мекка всех туристов, посещающих Париж - Эйфелева башня. Стоя на верхней площадке "железной дамы" и засунув руки в карманы куртки, он смотрел. Не на панораму серого, на грани "поздняя осень - ранняя зима" Парижа. Нет, он смотрел в небо и понимал. Как же он устал от бесконечного города этим летом. И как ему не хватает безбрежности неба. И ощущения бездны под ногами. Еще не хватало гор, но их здесь нет. Он очень рассчитывал в скором времени собственными глазами увидеть Альпы.
Вторая вещь... О, это не вещь... Это мегавещь! Сеть специализированных магазинов и бутиков в глубине Латинского квартала поглотила Литвина целиком на три часа. Там Арлетт с удивлением обнаружила, что ее ourson вполне в состоянии объясниться по-французски, если ему нужно выяснить нюансы "кэмберов" и "рокеров" в коллекции фрирайдовых лыж этого сезона. Говорил он с кошмарным акцентом, безграмотно, когда не хватало слов, помогал себе бурной артикуляцией. Но продавцы его, что самое удивительное, понимали.
Вытащило оттуда Литвина чувство голода. И самым непреклонным тоном высказанная угроза того, что еще десять минут здесь - и ему не дадут пожрать. И вообще - не дадут.
Ну и третье. И самое главное, наверное. Ему все-таки дали. Две охрененные ночи в номере парижского отеля. Их первый раз, от которого в голове не осталось никаких подробностей, кроме сладостного чувства: оно было, оно случилось. Наконец-то.