— Погоди, я, кажется, придумал. Ты останешься здесь с раненым, а я покажусь часовому, сделаю вид, что испугался, и брошусь наутек. Он помчится за мной, и ты беспрепятственно вынесешь апача.
— Это безумие! А если он пустит в вас стрелу?
— Я буду готов к этому и уклонюсь.
— Команчи стреляют из луков так же метко, как мы из ружей. К тому же, убегая, вы повернетесь к нему спиной и не сможете уклониться от стрелы.
— Я брошусь в воду и поплыву вниз по течению на спине. Как только он выпустит стрелу, я нырну, переберусь на тот берег, и ему придется последовать за мной. А там я. его оглушу, и у нас будет достаточно времени, чтобы надежно спрятать апача.
Слуга попытался отговорить меня, но я уже решился и не слушал его доводов. Чтобы не привлекать внимание индейца к лазу, я осторожно прополз к углу стены и только там встал во весь рост. Команч сидел все так же, глядя вдаль, мне пришлось наступить на сухую ветку. Повернув голову на шум, часовой заметил меня и вскочил на ноги. Я бросился бежать, стараясь скрыть лицо, чтобы потом он не мог меня опознать. Огромными прыжками я несся к реке, и, пока опешивший краснокожий доставал из колчана стрелу и натягивал лук, я был уже в зарослях на берегу. Не теряя ни секунды, я прыгнул в воду и поплыл на спине на другую сторону реки. Через несколько мгновений мой преследователь с ошалелым видом вылетел из кустов, остановился и прицелился. Зазвенела тетива, стрела со зловещим свистом взвилась в воздух, и я поспешил нырнуть.
Вынырнув у противоположного берега, я оглянулся и увидел, что краснокожий, готовый к прыжку, стоит у самой воды. Второпях он оставил колчан у стены и теперь надеялся взять меня голыми руками. Увидев, что я не ранен, команч отбросил уже ненужный лук и прыгнул в воду. Именно этого я только и ждал. Притворившись, что плохо плаваю, я позволил ему приблизиться ко мне и снова нырнул и поплыл вниз по течению туда, где у самой реки росла дубовая роща. Там я выбрался на берег и запетлял среди деревьев. Наконец я увидел дуб, прекрасно подходивший для выполнения всего плана. Пробежав мимо него, я осторожно вернулся назад и спрятался за толстым, поросшим мохом стволом. Ждать пришлось недолго: минуту спустя появился команч, он громко сопел от усталости, вода потоками стекала с его мускулистого тела. Всматриваясь в мой след, он пробежал мимо, а я особым образом — на цыпочках и огромными прыжками — метнулся за ним и всей тяжестью тела ударил его в спину. Краснокожий упал ничком, я придавил его к земле и молниеносно ударил кулаком по голове. Он дернулся и затих.
Переведя дух и оглядевшись, я увидел рядом поваленное бурей дерево, чья крона нависла над водой, и решил воспользоваться счастливым случаем, чтобы замести следы. Пройдя по стволу, я прыгнул в реку, доплыл до спрятанной в зарослях лодки, о которой мне говорил сеньор Анатасио, сел на весла и поспешил за раненым апачем.
Мы с Педро уложили старого вождя на дно лодки, укрыли его одеялом, и пеон ушел охранять подземный лаз, а я спрятал апача за пологом из свисающих к воде цветущих веток. Выжав одежду и проверив по пути, не очнулся ли команч, я вернулся в дом. Мы отсутствовали не больше четверти часа, но все это время и женщины, и наши товарищи не находили себе места от волнения. Хозяйка дома, увидев меня, радостно вскрикнула и предложила сменить одежду, чтобы ни один команч не мог утверждать, что я выходил из дому, тем более плавал в реке.
На крыше и команчи и белые продолжали настаивать на своем. Когда я тихонько, не привлекая внимания индейцев, присоединился к друзья, Олд Дэт громко утверждал, что обыск дома равнозначен пощечине хозяину. Не переставая краснобайствовать, он бросил на меня вопросительный взгляд, я в ответ едва заметно кивнул головой, и вестмен мало-помалу стал уступать настояниям команчей и наконец заявил, что пятеро из них могут пройти в дом и воочию убедиться, что никаких апачей, ни раненых, ни здоровых, там нет.
— Почему только пятеро? — спросил недоверчивый предводитель отряда. — Разве мы не равны? Что делает один из нас, то могут делать и все остальные. Команчи не воры и ничего не тронут.
— Ладно уж, пусть будет по-вашему. Вы все можете пройти в дом, и пусть каждый из вас убедится, что Олд Дэт не лжет. Однако я требую, чтобы вы оставили оружие здесь и дали мне право на месте наказать любого, кто без нашего разрешения прикоснется к чему-либо в комнатах.
Краснокожие снова устроили совет и в конце концов согласились на условия вестмена. Они оставили на крыше луки, ножи и колчаны со стрелами и нетерпеливо бросились к люку.
Тем временем оповещенные о появлении индейцев вакеро успели подъехать к «Эстансия-дель-Кабальеро». Теперь перевес был на нашей стороне — полтора десятка крепких, видавших виды мужчин сидели в седлах у ворот, готовые по первому знаку хозяина пустить оружие в ход.
Двое из нас остались на крыше, остальные спустились вниз с команчами и открыли им двери в комнаты. Я встал на нижнем этаже возле бывшей комнаты апача, где сейчас сидели женщины, полный решимости вмешаться при малейшей непочтительности со стороны краснокожих.
Индейцы, не обращая внимания ни на что, направились прямиком туда, где надеялись увидеть старого вождя апачей. Совершенно убежденные в своей правоте, они без колебаний перешагнули порог и застыли в изумлении. В гамаках, погруженные в чтение, безмятежно лежали две женщины.
— Уфф! — не сдержал возглас удивления предводитель команчей. — Это комната белых скво!
— Да, — со смешком подтвердил Олд Дэт. — Но по словам бледнолицего лжеца здесь должен прятаться апач. Войдите же и поищите его.
Краснокожий окинул взглядом комнату и ответил:
— Воин не заходит в вигвам женщин. Если бы здесь был апач, мои глаза увидели бы его.
— Тогда проверьте другие комнаты.
Целый час индейцы обыскивали дом, заглядывали в спальни, гостиные, кладовые. Не найдя нигде следов пребывания Инда-Нишо, они вернулись к женщинам, которые, притворно надув губы, удалились, чтобы не мешать непрошеным гостям. Краснокожие переворошили одеяла и постели и даже попытались отодрать половицы, подозревая, что под ними может быть устроен тайник. Наконец они убедились, что в доме апача нет, и их предводитель, хотя и с неохотой, признал свою ошибку.
— Я сразу вам так и сказал, — торжествовал Олд Дэт, — но вы поверили не мне, старому другу команчей, а бледнолицему, чьи уста никогда не говорят правду. Как только я встречу Белого Бобра, я первым делом расскажу ему, как вы меня оскорбили.
— Если наш белый брат хочет видеть Ойо-Колсу, пусть едет с нами.
— Это невозможно. Мой конь устал и должен отдохнуть до утра, а воины команчей еще сегодня покинут эти места.
— Нет. Солнце уже идет отдыхать, а мы не ездим ночью. Поэтому мы останемся здесь и пустимся в путь только на рассвете. Наш белый брат поедет с нами.
— Хорошо. Но я не один, со мной четверо моих товарищей.
— Белый Бобр встретит их как друзей. Наши белые братья разрешат нам провести ночь возле стен их дома?
— Ну конечно, — согласился не помнящий зла кабальеро. — Я друг краснокожих воинов, если они приходят ко мне с миром. И в знак нашей дружбы я дарю вам быка. Зажарьте его на костре.
Подарок, королевский в глазах индейцев, мгновенно растопил лед враждебности. Команчи окончательно поверили в нашу искренность, их грозные до того лица приняли вполне дружелюбное выражение. Более того, они старались на каждом шагу оказывать нам знаки внимания в меру своих понятий, разумеется. Видимо, в их поведении не последнюю роль сыграло и то уважение, каким Олд Дэт пользовался среди индейцев. Они действительно ни к чему не прикоснулись и добровольно, без напоминаний, покинули дом. Мы уже опустили вниз лестницы и распахнули настежь ворота, чтобы показать краснокожим, как мы им доверяем. И все же хозяин поставил на крыше двух вооруженных пеонов — береженого Бог бережет.
Вакеро пригнали обещанного быка, запылал костер. Все команчи собрались у огня, предвкушая пиршество, позвали даже часовых, охранявших лошадей, и того незадачливого краснокожего, с которым я состязался в плавании. Он уже пришел в себя и вернулся на свой пост, но еще не имел возможности доложить предводителю о случившемся. Теперь он первым делом приблизился к предводителю и принялся рассказывать, но так тихо, что мы, белые, не могли разобрать, как он излагает события. Внезапно его взгляд остановился на мне, и, хотя на его раскрашенном лице не дрогнул ни один мускул, я понял, что краснокожий узнал меня. Он взмахнул рукой, указывая на меня, и выкрикнул несколько гортанных, незнакомых мне слов, смысл которых был, однако, совершенно ясен. Предводитель команчей грозно нахмурился и направился ко мне.