— Завтра… вечером…
Прошло с полчаса.
Гости зайсанга забыли про ускакавших Санаша и Саатан, но Балышток спросил Сапыра:
— Эй, Сапыр, когда же я увезу Саатан?
Сапыр хватился, вспомнил о сестре и поскакал с Балы-штоком ей навстречу.
Но молодая пара все еще не возвращалась.
Поняв, что Санаш украл девку, Балышток и Сапыр обозлились и набросились на Чета.
— Это ты подговорил Санаша!.. Для того и коня ему отдал!
Но Чет, посмеиваясь, сказал Сапыру:
— Эй, не горячись, парень! Балышток уже имеет одну жену и не даст тебе калыма столько, сколько даст Санаш! Хочешь полтабуна коней? Санаш Игреньку променяет на табун Эрльдею и половину даст тебе в калым за Саатан. Хочешь?..
Сапыр смутился и обмяк…
— Думай скорее! Санаш — сын мудрого Сутын-Кая! Это не простой сыргалык!..
Сапыр согласился. Он знал про любовь Саатан к Санашу, а заманчивые обещания Чета окончательно решили дело. Балышток же еще долго кричал, грозя Чет-Челпану… Но когда гости снова занялись едой и аракой, смеясь над ловкой кражей Саатан, он не захотел быть посмешищем и вдруг заявил, что и не думал сватать эту девку. Гости сделали вид, что поверили Балыштоку, хотя некоторые еще подтрунивали над ним:
— Такой большой и прозевал такую маленькую!..
Но вскоре в аил приехал один из пастухов и впопыхах воскликнул:
— Умер Сутын-Кай!
Все смолкли, как бы не доверяя известию. Чет громко рассмеялся и сказал:
— А Пустелянга все-таки Чубарку слопал!..
IV
Отступник
Сутын-Кая похоронили.
Вбили четыре кола в землю, набросали на них помост из сучьев и хвои, а на помост положили тело Сутын-Кая, одетого в лучшую меховую одежду и шапку.
Таков обычай.
— Сарыч и коршун съедят тело, а дух уйдет в чертоги Ульгеня!
На поминки собралось много народа.
Был и Сапыр с Кеньги, приехавший мириться с Санашем, похитившим его сестру, был и Канакуэн с братом, пожилым и приземистым Тунгаем, был Айнтай с Тутанхэ, был и Чет.
Настроение присутствующих, почитавших покойного Сутун-Кая, было печально.
Хмуро сидели старики в юрте, вспоминая умные речи Сутын-Кая на сходках зайсангов и на родовых судах.
Жена Сутын-Кая с окаменелым лицом сидела на хозяйском месте и принимала дружеские соболезнования, а дочь, 14-ти летняя Кудачи, плакала в углу юрты, спрятав лицо.
Утешать Кудачи стал Сапыр. Он подсел к девушке и что-то шептал ей на ухо. Должно быть, красивый алтаец говорил что-то интересное, потому что Кудачи скоро сквозь слезы стала улыбаться, а через несколько минут они оба незаметно исчезли из юрты. Чет заметил это и, улыбнувшись, шепнул Тутанхэ:
— Еще свадьба налаживается!
Молодежь слушала былины Айнтая.
Вдохновенный старец пел:
«Давно когда-то протекала в темной долине гордого Алтая глубокая река Таныш-Су. Она рвала с сердитым ревом каменные скалы и, как тигр, прыжками падала с высоких круч.
На берегу потока жил Хан-Караты-Гой.
Аил его стоял у подножья снежных гор.
Семьей лепились юрты подданных Караты-Гоя, а кругом на много-много верст паслись табуны баранов.
Могуч был Хан и славили его певцы. И веселился Хан.
— Где есть так много быстрых лошадей, как у меня, Караты-Хан-Гоя? Кто силен? Пусть выйдет силой помериться со мною! Пусть выйдет… Жду!
И вдруг, как птица, прилетела дурная весть:
— Идут на Хана полчища далекие, чужие! Прими, Караты, прошенных гостей… Идет сам Бий-Керем!
Тут все заволновалось, — как море Алтын-Кол[5], поднялись люди! Все начали готовить стрелы и острые мечи, и точно лес заколыхались копья, звенят кольчуги, щиты на солнце блещут яркой медью.
Вот полчища сошлись.
Суровые князья решили битву кончить поединком.
И только наступило утро, сошлись они.
Зловеще хмурилось небо. Хребты клубились пасмурной дымкой. Тряслась земля. Гудели камни. Речные волны к небу долетали.
Но почему так ужаснулось всё?
То духи: Шайтан и Эрлик, злой совет держали — кому победу дать? Решили:
— Пусть Хан умрет!..
Сошлись враги. Их кони вороные выступали гордо. Вздымалась пыль из под копыт могучих.
И битва началась.
Раздался лязг мечей. Ломались копья о щиты, как щепы. Подобно грому, клики раздавались. Тряслась земля. Звенели камни, а река еще грозней ревела между скал.
Эрлик злой, питая ненависть к Ульгеню, который покровительствовал Хану, справлялся у подвластных духов:
— Кто сильней? Как битва? Жив ли Хан?..
И злобно выл, услышав, что Хан сильней, что Бий изнемогает и скоро будет побежден.
Уж день сменился ночью, ночь — золотистым утром, и вечер вновь настал — князья дрались. Они изнемогали от ран тяжелых, от жары полдневной, но бились грозно, и никто не уступал победы.
А злые духи мешали Хану биться с Бий-Керемом. То камень под ногу подбросят, то яму выкопают сзади, то стрелу на сторону сдуют, то щит погнут, сломают меч.
Но Хан справлялся вновь и храбро наступал с победным кликом:
— Держись!.. Держись!..
Ульгень ушел на небо, а злой Эрлик спустил борцов глубоко в подземелье, но и во мгле жилища Шайтана-бога кипел бой витязей могучих.
Тут духи не стерпели и, разделившись на два стана, на добрых за Караты и злых за Бия, в бой кинулись за каждого из ханов.
Вот Бий-Керем упал уж на колено, и стон сорвался с уст его надменных, но злой Эрлик, узнав об этом, вдруг к борцам явился, захохотал и острый меч вонзил в грудь хана Гоя.
Печально вскрикнул Хан и рухнул на каменья, как лев, сраженный копьями людскими, и потряслась земля от скорби, и затихла. Крик Хана услыхала его жена Катынсу. В отчаянии заломила руки и с громким воплем кинулась с кручи.
Сердито ухнула река. Вскипели голубые волны и, взявши тело, ринулись под землю с трупом Хана.
Реки не стало, и с тех пор лишь ветер буйный по скалам бродит, да царь-орел с вершины с зловещим клекотом задумчиво слетает».
Былина эта о славной смерти любимого богатыря произвела на Чета особенно сильное впечатление. Несправедливость богов и торжество злого Эрлика над добрым Ульгенем возмутили его и, когда Айнтай кончил петь, Чет, точно пьяный, вскочил на ноги и исступленно крикнул:
— Неправда это!..
Все с испугом и недоумением оглянулись на него.
А он страстно говорил:
— Да, я, Чет Челпан, говорю: не было и не будет никогда никакого злого Эрлика! Нет никаких богов, кроме доброго Бога. И этот Бог — не Ульгень, который ничего не может сделать с Эрликом, который слабее этого злого бога!.. Наши камы требуют богу жертв, как и русские камы берут за все деньги!.. Они носят золотые одежды, а народ ходит в рубище и делается злым, как собака… Мы тоже делаемся злыми, потому что наши боги не хотят помочь нам. Мы даем последнюю лошадь Эрлику, а он убивает алтайца, у которого семье нечего есть завтра. Почему Эрлик помогает злым, а Ульгень забыл о добрых? Кто скажет, что Сутын-Кай худой человек был, а Ульгень дал Эрлику убить его? Почему так несправедливо? Почему у кама Пустелянги много коней, баранов и овец, а он взял Чубарого у Сутын-Кая? Почему, я спрашиваю, а?..
— Стой! — закричал кам Пустелянга. — Не говори ничего, богохульник! Заветы отцов не блюдем, и гибнет Алтай! Вот что!
Услышав громкий спор, насторожились старики. Они слышали последние слова Пустелянги и повторили их как эхо:
— Гибнет Алтай! Вот что!..
— Гибнет! Верно это! — повторили другие, не понимая, в чем дело.
А Пустелянга гремел: