Выбрать главу

- Да, кто-то съел рыбу в запретный день*.

* В Тибете существовало поверье, что личная жизнь мирян и верующих может серьезно влиять на самочувствие и здоровье владыки Поталы. Стоило только кому-нибудь пренебречь каким-либо обетом или же нарушить его, как это немедленно отражалось на далай-ламе: он мог заболеть, лишиться сна и даже умереть.

Таши-лама вяло улыбнулся: круги под глазами и ледяные руки могут быть не только признаками болезни, они могут быть и признаками различного рода греховных излишеств, слухи о которых в последнее время слишком упорны.

- Я пришел к тебе с миром, Тубдань,-таши-лама открыто и честно взглянул в глаза далай-ламы, но они снова ускользнули от него юрко и поспешно только левая изломанная бровь поднялась чуть выше, чем обычно. - Тибету плохо, вера хиреет, народ нищ, а мы с тобой занимаемся своими делами, не соединяя рук и мыслей...

- Ты много путешествуешь, у тебя есть развлечения... Я бы поменялся с тобой местами, Панчен. Ушел бы в Таши-Лумпо накорпой, а тебя оставил в Потале...

- С англичанами?

- Ты знаешь, эти англичане деловиты, но забавны, как дети! Ты с ними поладишь.

- Тебе не надо было пускать их в Лхасу, Тубдань! Поднять весь народ, закрыть все храмы, сделав их неприступными... А ты сам удалился в Ургу, бросив Поталу.

Далай-лама насторожился: его собеседник начал подъем на запретную гору, подкатив ему под ноги первый тяжелый камень. Он вздохнул и сразу же наполнил свой сосуд, теперь уже до краев:

- Тогда они были сильны, а мы слабы. Против их пушек не устояли бы стены храмов!.. Да и разве Тибету жилось лучше, когда мы не пускали в него никого? А тех, кто пробирался обманом, безжалостно убивали... Разве это хорошо, Панчен?

- Плохо, но святыни страны богов не были попраны! И оракул молчал. А сейчас он говорит и говорит слишком много всякого вздора, хотя люди хотят знать только правду из моих или твоих уст!..

В маленьких глазах далай-ламы сверкнул злой огонек:

- Правда для незрелых умов - тоже страшный яд! И ты это знаешь не хуже меня.

Вот он первый удар! Враги теократии Тибета все рассчитали точно. Откуда еще и могут исходить пророчества, как не из Таши-Лумпо? Ему, таши-ламе тоже не нравятся пророчества о гибели Тибета и о скорой власти Ханумана, хотя страна уже сокрушена, разорена и осквернена, перестав быть святой! Англичане, китайцы, опять англичане с китайцами...

- Пророчества не мои, Тубдань. Они мне и самому неприятны.

- Ты хочешь сказать, что их распространяют китайские ламы?

- Не знаю, не думал. Знаю только -одно: миличасы должны уйти!

- Они мне не мешают и в мои дела не вмешиваются!-Далай-лама поставил ладонь ребром. - Больше того, они охраняют Тибет от врагов более опасных. Да и тебе они не мешают: твои махатмы и их ашрамы - недосягаемы для них!

Кого он считает более опасными врагами, чем англичане и китайцы? Монголов, русских? Им сейчас не до Тибета... Старая обида не улеглась? Тогда, почти двадцать лет назад, богдо-гэгэн не только не встретил далай-ламу в Урге, но и не дал ему убежища и тому пришлось прибегнуть к щиту китайского императора.

- Они унижают и разоряют наш народ! Вспомни позор Сиккима. Тубдань! Вспомни Ургу и Дарджилин, двенадцать с половиной миллионов лан контрибуции и отторжение долины Чумби, которая кормила всю страну...

Таши-лама не стал говорить, что в Ургу Тубдань Джямцо бежал от англичан, а в Дарджилин - от китайцев. И Поталу он получил обратно не из рук миличасов, а благодаря соглашению русских с англичанами и китайцами! Тех самых русских, другом которых он так не захотел стать...

- Мы с тобой - сердце и мозг страны, и каждый из нас занимается своим делом! Ты упрекаешь меня в плохой политике, но ведь я не упрекаю тебя, что ты портишь мне всю политику тем, что пытаешься внести знамя Шамбалы в другие страны, не брезгуя даже услугами черных колдунов!

Таши-лама встал. Разговор не получился, а ссориться с далай-ламой он не хочет и не может. Потала имеет много ушей и уже завтра весь Тибет будет знать, что между владыками страны нет согласия и мрачное пророчество сбывается до конца!

Панчен Ринпоче собирался в дальнюю дорогу и думал, что ему взять с собой. Золото? Его немного. Стихи и молитвы, прославляющие Шамбалу? Да, пожалуй. Изображение Майтрейи? Непременно.

Его вызвались сопровождать два верных человека - Луузан и Чойир. Третьим мог быть брат Геше Ринпоче, но он отказался.

Ламы ждут. У них все готово - еда, оружие, транспорт, охрана.

Сейчас он выйдет к ним, поклонится священному месту, бывшему для него колыбелью, а теперь становящемуся гробницей его прошлого, его планов и его надежд... Его никто не будет провожать из Таши-Лумпо и этот его приказ будет выполнен в точности: далай-лама должен узнать об уходе таши-ламы из Тибета, когда он станет недосягаем для Поталы!2

Он вышел. Раньше его встречали и провожали по-другому: все ламы стояли в высоких пурпурных тиарах на крышах домов с гигантскими трубами в руках, сверху сыпался дождь из красных и желтых лепестков шиповника, красивая девушка шла навстречу и несла на золотом подносе красный сосуд со священным молоком яка. Только высокие ламы имели право пить это молоко, разбавив его наполовину водой от тающего ледника - молоком мифической львицы...

Теперь пусто на крышах, нет громового рева труб, не сыплется священный дождь и не подоена священная львица. Даже культовые цвета одежд лам-провожающих и лам-попутчиков прикрыты серыми плащами безымянности. Легкий снежок кружится в воздухе. Он только упреждает людей, что скоро, через месяц, наступит зима. Рано еще кружиться в воздухе этому робкому снежку! Но в горах и пустынях своя погода: среди зимы лето и среди лета зима...

Панчен Ринпоче сел в возок, кивнул. Один из лам легонько шевельнул вожжами. Хорошие кони легко и весело покатили возок Путь таши-ламы - на север, туда, откуда должна была прийти заря новой эры счастья и справедливости, но она так и не занялась во все небо, а только мелькнула легко погашенным огоньком... Майтрейя рано опустил ноги на землю на его танках, а Ригден-Джапо поторопился взять в руки карающий меч справедливости!..

Теперь уже другой таши-лама назначит срок и повторит пророчество о Шамбале и Майтрейе, перестроив его слова в нужном ему порядке, но основной смысл и текст останутся прежними: