Много всяких лам повидал Пунцаг в дацане!
Вначале ему здесь понравилось: тишина, размеренная и спокойная жизнь, всеобщая почтительность, запрет на ругань и драки. Но скоро он убедился, что все это — показное, и жизнь в ламаистском монастыре мало чем отличается от жизни в любом другом месте. А порой и опаснее. Особенно для новичков и для тех, кто не имеет никаких прав и не пользуется покровительством могущественных лам. Их могут легко запутать, втянув в водоворот неожиданных и таинственных событий, подставить под удар вместо других и даже уничтожить без всякой вины и повода.
Сперва его отослали к печатникам, растирать и накатывать краску на большие деревянные доски с вырезанными на них текстами молитв. На эти доски потом накладывали листы бумаги и шелка и делали оттиски, которые подправлялись тушью и киноварью. Это входило в обязанности тал бичег писарей-печатников. Со стороны их работа казалась веселой и даже не работой, а развлечением, игрой. Потому-то однажды Пунцаг и вызвался им помочь. Но, не зная грамоты, что-то испортил на куске голубого шелка. И хотя виноват был Пунцаг и сам признался в этом, под палки поволокли Даши, который больше не вернулся в печатню. Выгнали и Пунцага, заставив его мести двор дацана и чистить лошадей богатого монаха-ламы Баянбэлэга. И хотя тот был баньди и носил коричневые одежды, но к нему с почтением относились даже гэлуны. Жил Баянбэлэг в отдельном доме, уставленном дорогой мебелью, золотыми и серебряными бурханами, сундуками с тканями и шкафами с книгами. Про него говорили в дацане, что он дал очень большие деньги на покупку «Ганджура»,[16] отпечатанного в Тибете за год до прихода в дацан Пунцага.
Да и кроме Баянбэлэга хватало в дацане богачей, которые имели не только дома и лошадей, но и ховраков-слуг, китайцев-поваров и даже девок для увеселений — певуний и танцовщиц… Богатые монахи-ламы часто покидали дацан, ездили по своим делам с караванами, сами проводили эти караваны в Тибет и Китай, а потом подкупали шайки голаков и тангутов, хозяев степи, которые грабили другие караваны, идущие в Лхасу. Не гнушались они и разбоем среди паломников-накорп, идущих в святые места ламаистского мира…
Дацан — хорошее укрытие для любых людей. И если уж тут спрячут кого, то надежнее его уже никто не спрячет! Так случилось и с Баянбэлэгом, попавшемся на каком-то неблаговидном деле. Он хотел укрыться в дацане от солдат-цириков, но ширетуй Жамц нашел для него другое место. И Баянбэлэг исчез для всех: его имя навсегда было вычеркнуто из святого списка Агинского дацана, его имущество перешло в собственность лам, а Пунцага и остальных ховраков, прислуживавших ему, отослали на другие работы.
Потом больше тридцати лун Пунцаг прислуживал гэцулу[17] Сандану, зурхачину-распорядителю разных праздников — от цаган-сар-хурала[18] до обоной тахилги.[19] Во время церемонии круговращения Майдари[20] лама-наставник оступился и попал под колесницу, везущую тяжелую статую, и колеса переехали его. Пунцаг долго был неутешен: Сандан стал для него не только наставником, но и сумел заменить мальчишке если не отца, то старшего брата. У него он многому научился, с его помощью во многом разобрался в дацане.
После этого он угодил к худшему из лам, который не любил и боялся Сандана, как и вообще всех толковых лам, и появление Пунцага стало для него праздником, который он отметил тем, что избил ховрака, придравшись к пустяку, убежденный, что тот не посмеет дать сдачи и уж тем более не побежит жаловаться ширетую на несправедливость — любой лама свят, и все дела его угодны самому небу!
Когда Пунцага позвал Жамц, он подумал, что тот пошлет его в мастерскую, где лепили, отливали, штамповали, паяли и вырезали бурханов, бодисатв, будд и богинь. Это ремесло в дацане было почетным, его знали немногие, и учил лам секретам ковки и штамповки сам ширетуй, постигший священное таинство в Тибете. И, действительно, Жамц мастерски лепил из каолина богиню Дара-Эхэ,[21] сравнивая ее лик с портретом русской царицы, напечатанном на белой сотенной ассигнации.
Но ширетуй нашел Пунцагу другое дело: уже утром его ховраки сообщили с ухмылкой, что такому постельному мальчику самое место быть вечным и неизменным банщиком-прачкой у гэлуна. И расхохотались, перемигиваясь…
Пунцаг прислонился спиной к шершавой стене, взглянул на застланное серыми тучами низкое небо, медленно двинулся к потемневшему от непогоды гигантскому барабану хурдэ. Остановился, положил ладонь на рукоять и тут же отдернул ее — он не послал еще своего пожелания небу, и нужная ему молитва не ляжет поверх других. И получится не моленье небу, а баловство с машиной.
— Эй, ховрак!
Пунцаг отскочил от хурдэ и обернулся на голос — его звал сам Тундуп, лениво размахивая неизменной палкой.
— Иди сюда!
Ховрак повиновался. Остановился в двух шагах от грозного, заплывшего жиром дарги, склонил голову.
— Ты почему не работаешь, а шляешься с утра? Я уже давно слежу за тобой, и ты мне не нравишься, хубун!
— Я только хотел помолиться, дарга.
— Что?! — удивился начальник стражников, разглядывая его, как диковинку. — За тебя помолится твой лама! Кто твой лама, ховрак? Почему он плохо за тобой смотрит?
— Мой лама гэлун Жамц.
Торжествующая ухмылка скатилась с жирного лица Тундупа, будто кто смыл ее, выплеснув кувшин холодной воды.
— С-сам ш-ширет-туй? — спросил он, заикаясь.
— Да, гэцул.
Тундуп бессильно опустил руку с палкой. Он не знал, что ему теперь делать с ховраком. Огреть палкой по спине? Но как близко он стоит у ног ширетуя? Отпустить с миром? Не обнаглеет ли? Тундуп привык держать в страхе дацан, и никто ему никогда не противился: у лам свои заботы, а ховраки на то и живут за высокими стенами, чтобы смотреть только в небо, а не в манящую даль, где свобода и мирские соблазны… Да и что ему, дарге, какие-то ламы? Но — ширетуй…
— Я могу идти, дарга?
Тундуп криво усмехнулся: ховрак, а разговаривает! Даже лама любой степени святости не посмел бы вот так просто и нагло возразить дарге дацана, когда он исполняет свою нелегкую службу! А вот Жамц… Не зря ведь ходят слухи) что не сегодня завтра ширетуй будет провозглашен хамбо-ламой — живым богом, хубилганом,[22] встанет на одну ступеньку с самыми высокими ламами мира!..
— М-м Ты плохо закрыл двери храма, хубун. Может, они не закрываются из-за мусора на пороге?
Пунцаг покосился на двери дацана. Они были плотно закрыты, и два добродушных дракона, укутанные в цветные тряпки, с улыбкой смотрели друг на друга, вывалив лилово-красные собачьи языки. А Тундуп испытующе жег прищуренным глазом ховрака, поигрывая своей палкой. Он ждал возражений ховрак самого ширетуя мог позволить себе такую вольность. Но Пунцаг только вздохнул:
— Я все сделаю, дарга.
— Иди и делай!
И хотя на этот раз его палка осталась без работы, Тундуп был доволен ховрак ширетуя легко покорился ему, а значит, можно попытаться сделать из него соглядатая и доносчика. Когда лама готовится стать перерожденцем или живым богом, ухо дарги дацана должно быть настороже! Он должен все знать и видеть, как сам Будда, у которого глаза есть даже на пятках.
Молитва становилась громче. По лицам лам градом катился пот, их глаза туманились, но водопад молитвы нарастал. Потом глухо пророкотал барабан, раздался громовой рев трубы, зазвенели колокольчики, и ламы разом закрыли рты. Наступила пауза, и Пунцаг опустил черпак в большой чан с кумысом, стоящий посреди храма. Зачерпнул ровно столько, чтобы хватило наполнить до краев пиалу Жамца. Сделал это четко, быстро, заученным движением, не обронив ни капли на пол. И с радостью почувствовал, что опередил других прислуживающих своим ламам ховраков.
16
Ганджур (тибетск. перевод предписаний, откровений) — тибетский буддийский канон; составлен в первой трети XIV в. Создание текстов традиция приписывает Шакьямуни (Будде). Состоит из 7 разделов, 108 томов. Г. выступает в двух качествах: как предмет культа и как источник догматики.
17
Гэцул — вторая степень монашеского посвящения в ламаизме. Принимается баньди по рекомендации своих учителей-наставников (в возрасте от 15 до 25 лет). Г. знают порядок проведения ритуалов, язык обрядовых текстов, участвуют в храмовых богослужениях.
18
Цаган сар хурал (цагалган); букв. «белый месяц» — праздник начала нового года по старинному монгольскому (лунному) календарю. В течение 16 дней этого праздника в дацанах проводилась серия обрядов, посвященных Будде. В основе Цаган сар хурала — древнейший праздник, плодородия. Цаган сар хурал также связан с именем Шакьямуни, совершившим якобы в этот день различные чудеса в доказательство истинности проповедуемой им веры.
19
Обойная тахилга (букв. «чествование обо») — общественное моление, связанное с архаическими представлениями о духах-хозяевах местности, о необходимости задабривать последних, принося жертву у обо. К началу XX в. этот обряд подвергся сильному влиянию ламаизма. Для алтайцев нехарактерен.
20
Круговращение Майтрейи — самый пышный праздник ламаистского мира. Суть его состоит в стремлении «ускорить» приход грядущего Будды — Майтрейи — на землю и «установление» счастливой жизни. Процессия, в центре которой несут позолоченное изображение, обходит вокруг дацана, вдоль его наружной стены. Праздник привлекал множество мирян.
21
Дара-Эхе (тиб. Долма, Тара) — почитаемая богиня ламаистского пантеона. «Перерожденцем» Дара-Эхе считался «Белый царь», т. е. русский император. Легенда связана с именем Екатерины II, первой провозглашенной воплощением Дара-Эхе; все последующие императоры также объявлялись «перерожденцами».
22
Хубилган (монг.) — перерожденец, земное воплощение божества или знаменитых в прошлом лам, «живой бог».