— А вы, благородный Джек, разве вы только моряк?
— Шутите, мой друг, — промолвил Джек, обратив взор свой на небо, с видом сентиментального архангела, обреченного навек влачить в опале свое существование. — Но помните, Белый Бушлат, есть много великих людей на свете, кроме коммодоров и капитанов. У меня вот здесь, Белый Бушлат, — коснулся он лба, — есть то, что в ином мире, быть может, вот на той звезде, выглянувшей сейчас из-за туч, сделало бы из меня Гомера. Но судьба есть судьба, Белый Бушлат, и мы, Гомеры, которым выпала доля быть старшинами-марсовыми, вынуждены писать оды в глубинах своих сердец и издавать их у себя в голове. Но глядите, командир вышел на полуют.
Была уже полночь, однако все офицеры были на палубе.
— Эй, на утлегаре! — крикнул вахтенный офицер, окликая самого переднего впередсмотрящего. — Видите там кого-нибудь?
— Ничего не видно, сэр.
— Ничего не видно, сэр, — повторил лейтенант, подойдя к командиру и приложив руку к козырьку.
— Всех наверх! — заорал командир. — Не дам обставить этот корабль, пока я на нем!
Всю команду вызвали наверх, и койки уложили в сетки, так что до конца ночи никому не удалось улечься под одеяло.
Теперь, для того чтобы объяснить, чего добивался капитан, дабы обеспечить нашу победу в гонках, следует сказать, что «Неверсинк» в течение нескольких лет после его спуска считался одним из тихоходнейших кораблей американского флота. Но как-то раз, когда он плавал в Средиземном море, ему случилось, как тогда сочли, выйти из махонского порта очень плохо удифферентованным. Нос его зарывался в воду, а корма вздымалась к небесам, как у брыкающейся лошади. Но как это ни странно, вскоре обнаружилось, что в этой комической позитуре он несся как метеор, перегоняя все суда, находившиеся в то время в Махоне. Отныне все командиры его во всех плаваниях заботились о том, чтобы у «Неверсинка» был дифферент на нос, и фрегат заслужил прозвище клипера.
Но вернемся к нашему рассказу. Когда вся команда была вызвана наверх, капитан Кларет использовал ее как балласт для удифферентовки судна по всей науке до выгоднейшего для плавания положения. Кое-кого послали вперед на верхнюю палубу с двадцатичетырехфунтовыми ядрами и весьма обдуманно расставили здесь и там со строгим приказом не сдвигаться с места ни на дюйм, чтобы не сбить командирских расчетов. Других распределили по батарейной и коечной палубам с подобными же приказаниями. И чтобы увенчать все эти усилия, несколько карронад были сняты со своих станков и подвешены на брюках с бимсов батарейной палубы так, чтобы сообщить фрегату некоторую вибрирующую верткость и колебательную остойчивость.
И так вот все мы пятьсот болванов живого балласта выстояли всю эту ночь, часть из нас — под проливным дождем, для того только, чтобы «Неверсинк» не оказался побежденным. Но разве правители в нашем военно-морском мире обращают внимание на покой и удобство всяких чушек, когда принимают решения?
Наконец долгая тревожная ночь подошла к концу; едва появились первые проблески зари, в первую очередь окликнули впередсмотрящего на утлегаре, но ничего так и не появилось. Стало совершенно светло, и все же ничей нос не показался у нас за кормой, ничьей кормы не было впереди нашего носа.
— Куда они подевались? — недоумевал командир.
— Надо думать, сэр, у нас за кормой, за пределами видимости, — сказал вахтенный офицер.
— За пределами видимости впереди, — буркнул себе под нос Джек на своем марсе.
Так этот вопрос и остался неразрешенным. И до настоящего времени никто из смертных не сможет сказать, мы ли победили их или они нас, ибо больше мы их никогда не видели; что же касается Белого Бушлата, то он готов положить обе руки на погонные орудия «Неверсинка» и именем его поклясться, что победителями оказались янки.
LXVI Забавы на военном корабле
После гонки несколько дней стояла прекрасная погода, во время которой пассаты непрерывно гнали нас на север. Обрадованные мыслью, что скоро окажутся дома, матросы повеселели, дисциплина на корабле, если уж говорить о ней, поослабла. Много развлечений было пущено в ход, чтобы скоротать время, в особенности собаки. Эти собачьи вахты, каждая по два часа, охватывают начало вечера и являются единственным временем в море, когда на большинстве кораблей команде разрешаются игры.