В стане русского войска сказывался недостаток в продовольствии. Черемисы, состоявшие на службе у тринадцатилетнего хана Сафа-Гирея, оставленного в Казани Сахиб-Гиреем, трусливо бежавшим в Крым, опустошили все вокруг, перекрыли дороги. Положение складывалось сложное. Виной этому прежде всего были непродуманные действия Шах-Али, командовавшего всеми русскими силами, посланными на эту войну.
Он презирал отрока Сафа-Гирея, не считал его достойным противником. Шах-Али написал малолетнему хану, чтобы тот сдался, но получил в ответ решительный отказ.
Более того, черемисы, марийцы, чуваши под командованием татарских начальников стали нападать на русские полки. Они не ввязывались в крупные сражения. Однако их набеги жалили как осы.
Григорий подбросил в костер веток, протянул княжичу ломоть зачерствелого хлеба.
– Возьми, Дмитрий, утоли голод.
Ургин-младший принял хлеб, вздохнул и сказал:
– Да, не так я представлял себе поход. Думал, высадимся, окружим Казань, побьем басурман в степи да пойдем на приступ. Будем мстить за наших русских людей, загубленных проклятой татарвой, освободим невольников, навсегда отобьем охоту у этих гиреев даже косо смотреть в сторону Руси. Ан нет. Не тут-то было. Стоим перед стенами и маемся бездельем. Да еще обозы где-то затерялись. Струги князя Палецкого и конница боярина Хабара Симского запаздывают. Непонятно, о чем думают наши воеводы.
– Теперь нам только и осталось, что ждать. Раз почти двадцать дней стоим, то и дальше, до подмоги тут торчать будем. Только вот чем кормиться? Из Казани нам разносолов не привезут.
– Подойдут обозы, конница и струги. Но решится ли Шах-Али на приступ или так и будет вести переговоры с тринадцатилетним ханом?
– Сафа-Гирей в военном деле мало что смыслит. За ним другие начальники стоят. Опытные псы.
– Ну и ладно, Гриша. Будь что будет, нам с тобой все одно ничего не изменить. Интересно, что сейчас Ульяна дома, в Москве делает? – подняв очи к небу, проговорил княжич.
Григорий бросил ветви в костер, прилег на прежнее место и сказал:
– А что ей сейчас делать? Спит уже, наверное. Накормила отца, управилась по хозяйству и легла.
– Так уж и спать?
– Может, о тебе думает. – Григорий улыбнулся. – Ты же теперь ее жених. Честно говоря, не верилось мне, что твоя любовь к сестре такой сильной окажется. Еще больше я сомневался в том, что батюшка твой, сам князь Ургин, к отцу придет. Не побрезговал, пришел. Теперь, как вернемся, вы обвенчаетесь. Кто бы мог подумать, что сестричка моя станет княжной, а я породнюсь с Ургиными. Раньше кто сказал бы, я бы ни за что не поверил.
– Ульяна!.. – с нежностью в голосе тихо проговорил Дмитрий, глядя на звезды, здесь такие близкие. – Кто бы знал, как мне не хватает тебя, как хочу хоть одним глазком увидеть твое личико.
– Насмотришься еще, надоест.
Дмитрий повысил голос:
– Не смей, Гриша, так говорить! Любовь до самой смерти будет жить в моей душе.
– Так я разве что против того имею? По мне любитесь, сколько влезет. Племяшей народите побольше.
– Дети у нас будут. Все сделаю, чтобы Ульяна моя счастлива была. Веришь, нет?
– Верю, конечно. Дмитрий, слово твое крепкое, мысли светлые, чувства настоящие, хоть и мечутся они внутри тебя, как птицы в клетке, ища выхода.
– Что-то мудрено ты заговорил, Гриша.
– С кем поведешься.
Дмитрий и Григорий съели хлеб до последней крошки, запили скудный ужин водой.
В отсвете костра мелькнула тень.
Григорий приподнялся на локте и спросил:
– Кого тут еще носит?
В ответ он услышал голос Родиона, слуги Михаила Ивановича Ургина:
– Ты, Гришка?
– Родион? Чего ты по лагерю бродишь, как вражеский лазутчик?
– Княжич с тобой?
– Здесь я, Родион, – ответил Дмитрий. – Что-то случилось?
Отцовский слуга вышел на свет и сказал:
– Кто знает, Дмитрий Михайлович, случилось или нет, только воевода тебя к себе кличет.
– Батюшка?
– Другого воеводы у нас нет. Велел передать, чтобы ты пришел поскорее.
– Уж не захворал ли отец?
– Нет. Был здоров, как посылал за тобой.
Дмитрий поднялся, отряхнулся.
– Что ж, воевода зовет, надо идти. – Он взглянул на Григория. – Приду скоро. А ты не жди, спи.
– Ага, ступай. Может, весть какую принесешь.
Дмитрий в сопровождении Родиона прошел к шатру воеводы, откинул полог.
– Позволь, батюшка?
– Входи, Митя.
Михаил Иванович Ургин сидел на лавке за наскоро сколоченным столом. Перед ним лежал лист бумаги с неровными краями, по углам стола горели восковые свечи.
– Садись рядом, сын. Разговор у меня к тебе есть.
Дмитрий присел на место, указанное отцом.
– Да, батюшка?..