Молодые люди соскочили с коней, привязали их к деревьям, спустились к месту, облюбованному ранее. Там они сбросили одежду и, поднимая ворох брызг, побежали в прохладную воду. Друзья прошли мель, потом поплыли. На середине реки их подхватила стремнина.
– Любо, Федька! – закричал Дмитрий.
– Любо, Митя, но давай вертаться, а то снесет течением к деревне, что напротив. Как потом на виду у всех голышом возвращаться к роще будем? Девки увидят, засмеют.
– Верно говоришь, Федя, пора и назад.
Они вырвались из сильного потока, а дальше поплыли не спеша. На отмели приятели натерлись глиной с песком, обмылись. Потом юноши вышли на берег и почистили одежду.
Дмитрий потянулся и сказал:
– Эх, Федька, хорошо! Так бы и провел здесь весь оставшийся день. Куда лучше, чем в городе задыхаться.
– Да, – согласился, Федор. – На Москве нынче тяжело, людно, но надо ехать в храм.
– Надо, поехали.
Вскоре Федор Колычев и Дмитрий Ургин мчались на своих скакунах к Москве. На дороге они встретили довольно много народу. Люди из близлежащих городов, сел, деревень возвращались домой с ярмарки. На телегах царило веселье. Видно было, что день у этих людей выдался удачным.
К храму друзья подъехали, когда обедня уже закончилась. Несмотря на это, нищих на паперти не убавилось. Молодые люди оставили коней у частокола, под присмотром невзрачного с виду, в чем-то убогого мужичка. Раздавая мелочь и крестясь, юноши вошли в храм, там опустились на колени и начали молиться.
Дмитрий Ургин с некоторым удивлением смотрел на своего товарища. Тот истово, со слезами на глазах, шептал молитвы, крестился и клал земные поклоны.
Помолившись, молодые люди подошли к священнику под благословение. Они поставили свечи за здравие своих близких и людей, спасенных сегодня в деревушке, за упокой тех, кто уже отошел в мир иной.
Когда друзья вышли из храма, Дмитрий перекрестился и спросил товарища:
– Федя, а чего ты плакал в храме? Вспоминал кого-то? Или горе какое еще не улеглось в душе?
– Нет, Митя, это были слезы великой радости.
– Радости? – удивился Дмитрий. – Так разве от нее плачут?
Федор взял товарищу под руку, отвел его в сторонку, в тень старой ветлы, и сказал:
– Знаешь, Митя, не ведаю, как ты, а я, приходя в храм, словно в мир иной попадаю. Такое чувство появляется, что и не знаю, как его объяснить. Будто тело мое остается на улице, среди мирян, а в храме одна душа. Гляжу на образа, а лики святых на меня смотрят. Мы с ними одно целое. Я молюсь и слышу слова святых. Понимаешь, они разговаривают со мной. Но не так, как в миру, а иначе. Оттого и становится так радостно, благостно, что слезы сами из очей ручейком светлым по щекам струятся. Я прошу Господа помочь укрепить мою веру, не дать ереси проникнуть в душу, отвести от греха вольного и невольного, а в ответ слышу: «Я с тобой. Молись крепче и сохранишь чистоту душевную, а с ней и веру незыблемую».
Дмитрий вздохнул и проговорил:
– А я вот ничего не слышу. Молюсь как все. То, что есть у тебя, мне не дано. Спору нет, в храме легко, светло, радостно. Но чувства, которые испытываешь ты, мне неведомы. Значит, Господь отвергает меня? Выходит, я не заслужил милости Всевышнего, так, Федя?
– Не так, Митя! Пред Богом все равны. Он прощает всех, кто искренне раскаивается в грехах. Просто, наверное, не каждому дано понять и осознать в полной мере милость Господа.
– Значит, ты понимаешь, осознаешь, а я нет?
– Может, и так, Дмитрий, только без обиды.
– Да какая уж тут обида! Ты у нас особый, книжки читаешь без принуждения, да какие! Даже отцы наши не все в них понимают. Ну да ладно. Что теперь делать будем? Заедем к нам, перекусим, коней накормим?
– А потом что? – спросил Федор.
– Я бы на ярмарку проехал, так она уже сворачивается. Может, по Москве еще погуляем, поглядим, как народ после торгового дня праздновать будет?
– Ладно, давай так и сделаем, – согласился Федор.
Молодые люди проехали к дому Ургиных, где их встретил Родион, слуга князя Михаила Ивановича, отца Дмитрия.
– Ты где, голубь, пропадал? – спросил он.
– Почему ты спрашиваешь, Родион?
– Потому, что батюшка твой очень недоволен был, когда не увидел тебя за обеденным столом.
– Гроза нас за городом задержала, Родион. В Москве бури не было, а за рекой деревни горели, избы рушились.
– Да ты что?
– Вот тебе, Родион, и что.
– То-то гляжу, одежа на тебе замытая.
– В реке постирался. Нам бы с Федором перекусить, Родион.
– Ступайте к Марфе, она вас пирогами попотчует.
Дмитрий обнял слугу за плечи и спросил:
– А батюшка, наверное, отдыхает после обеда?
– Прилег. Да и матушка тоже.