– Понял, князь. Значит, на Соловки пойдем? А позволь узнать зачем?
– Не надо задавать подобных вопросов, Ефим. Скажу, когда время наступит.
– Понял. Позволь идти, князь?
– Готовность к отплытию – завтра после полудня. Ступай.
Отдав все необходимые распоряжения, князь Ургин спустился к семье.
Наутро он был уже в Кремле.
Иван тут же принял верного подданного:
– Пришел просить разрешения отбыть на Соловки.
– Зачем? С Филиппом ты недавно виделся. Или замыслил постриг принять?
– Нет, государь, постриг подождет. С делами мирскими разобраться надо.
– Что за дела, князь?
– Уж и не знаю, надо ли говорить о них.
– Надо, Дмитрий. Отвечай, я жду.
– Прости, государь, что за больное задену, но иначе нельзя. Всем известно, что твой первый сын Дмитрий пал жертвой подлого заговора. Истинного виновника смерти младенца так и не нашли. Кроме подозрений, у нас ничего нет. Вернее, не было до вчерашнего дня.
Царь резко поднялся с кресла.
– Тебе что-то стало известно об убийцах Дмитрия?
– Появилась одна зацепка. Ниточка тоненькая. Но коли суметь потянуть за нее, не порвать, то, глядишь, и размотается клубок заговора.
– Я должен знать, что стало известно тебе.
– Да, государь, конечно.
Дмитрий передал Ивану все, что узнал сам.
Царь ударил посохом по полу.
– Значит, все-таки Старицкие?
– Это надо доказать, государь. Вот за доказательствами и собираюсь на Соловки. А там мне во всем Филипп поможет.
– Езжай, Дмитрий. Как можно быстрей!
– Я уже приказал своим людям готовиться. После обеда тронемся в путь.
– Как добираться до Соловков будешь, продумал?
– Конечно.
– Какая моя помощь нужна?
– У меня все есть.
– Все, говоришь?
– Да, государь.
– Хорошо. Слушай тогда мой наказ. Коли вина Старицких подтвердится, то послушника этого доставить сюда. Ко мне.
– Сделаю. Думаю, надо и князя Ростова повязать.
– Надо, да поздно. Убежал князь Ростов в Литву. Я сам только вчера узнал об этом, но со смертью сына не связал. Ничего, коли нужда будет, я его и в Литве достану. Благодарю тебя, Дмитрий.
– За что, государь?
– За верную службу, Дмитрий Михайлович. Езжай с Богом, возвращайся с доказательствами. Но смотри, чтобы Старицкие не прознали про твой отъезд на Соловки.
– А прознают, так что? Чего княгине Ефросинье опасаться? Если бы она знала, что ее холоп, причастный к темным делам, утек на Соловки, то убила бы его и в обители.
– Это верно. Но лучше будет, если княгиня не узнает о твоей поездке.
– Да, государь.
– Дьяк тебе охранную грамоту выпишет, ты погоди недолго.
– Подожду. До свидания, государь.
– Да хранит тебя Господь, Дмитрий!
В десятом часу князь Ургин с охранной грамотой вернулся на подворье. После молитвы и обеденной трапезы его новый струг тихо отошел от причала и начал спускаться по Москве-реке. Мало кто обратил на это внимание. А кто заметил, тот не побежал на подворье Старицких. Мало ли куда отправился князь Ургин! Москва готовилась к походу на Ливонию. Отъезд из столицы малой дружины ни у кого не вызвал вопросов. Значит, так нужно.
Отпустив верного князя на Соловки, царь вплотную занялся подготовкой похода на запад. В середине декабря он вызвал к себе хана Шах-Али, воевод Глинского и Захарьина-Юрьева.
Иван указал вельможам на скамью и обратился к Шах-Али:
– Готово ли войско для похода на Ливонию, хан?
Шах-Али поднялся.
– Готово, государь. В Новгороде с ноября стоит и ждет приказа сорокатысячная рать.
Царь кивнул, повернулся к брату жены, князю Захарьину.
– Где сейчас находится вспомогательная рать?
– В походе, государь. В начале января она должна выйти к Ивангороду.
Шах-Али со свойственной ему горячностью воскликнул:
– Быстрее бы, государь. Мы с нашим войском за несколько дней разгромим этот орден. Я лично привезу тебе головы магистров и рыцарей. Города их сожжем, кроме портов, чтобы все знали, что русскому царю перечить нельзя. Коли должен, то долг в срок отдавай!
Глинский и Захарьин переглянулись, улыбнулись.
Иван же повысил голос:
– Мы громить, пленить и жечь не будем! Запомните, воеводы, цель вашего похода – большая разведка. Вы должны пройти по Ливонии, на короткое время окружать крепости и отходить. Я должен знать, что они собой представляют. Слыхал, их считают неприступными. Вот вы и посмотрите, справятся ли с ними наши осадные орудия.