– Вкусно? – почему-то шепотом спросил дядя Николай.
– Да, я еще никогда такого не пробовала. А еще… – Николь смущенно замолчала.
– Что? Говори. Если смогу, все сделаю!
– Там, за столиками на улице, люди ели странные цветные шарики, – неуверенно шепнула она.
– Мороженое? Ты хочешь мороженое? Сделаем! – дядя Николай по-доброму усмехнулся и на несколько мгновений вышел из комнаты.
А осмелевшая Николь еще несколько раз подпрыгнула на диванчике и, взяв понравившуюся шоколадку, стала с удовольствием ее есть.
– Ты голодна? – спросил вернувшийся гражданин Зонгер. – Может, велеть принести ужин?
– Нет, дядя Николай, не нужно. Я поем шоколад и мороженое, – даже само слово вызывало приятное предвкушение, и Николь облизнулась.
– Можешь называть меня просто Николай, – сидящий напротив мужчина гулко сглотнул, опять наполнил бокалы и придвинулся совсем близко, чтобы передать Николь один из них. – Давай еще выпьем, – шепнул он.
– А потом вы расскажете про папу? – хотелось немного отодвинуться, но спина упиралась в мягкий подлокотник дивана.
– Да, потом я расскажу про твоего папу, – гражданин Зонгер выпил сам, внимательно проследил за тем, как это делает Николь, на мгновение девушке даже показалось, что ему жаль этого бодрящего напитка, с такой жадностью он смотрел на то, как она пьет, а потом отставив в сторону бокалы, дядя Николай начал рассказ: – Твой отец был великий человек.
Да, он был великий человек и мой друг! Можно даже сказать, что он умер прямо на моих руках! И его последними словами были слова о Либерстэне и о семье! Именно так, Николай Николаев просил, чтобы я позаботился о вас. О твоей маме, о тебе и, – здесь дядя Николай тяжело вздохнул, – об Александре. Мальчика я не сберег. Да, меня не было рядом в тот момент, когда враги вероломно напали на мирный интернат! Это моя вечная вина! Давай выпьем за твоего старшего брата и за всех других детей, которых украли ужасные монстры!
В голове уже изрядно шумело, но как не выпить за Александра? И Николь покорно приняла протянутый бокал. Потом гражданин Зонгер кормил ее с рук шоколадкой, потом принесли замечательное мороженое, и она ела его, а дядя Николай смешно слизывал сладкие капли с губ и подбородка.
– Николь, девочка моя, – жарко шептал он, выискивая все новые следы мороженого на лице, шее и даже груди девушки, – ты же понимаешь, что я никогда бы не тронул дочь своего боевого товарища! Но так надо! Через месяц тебе предстоит пройти обязательное обследование на предмет беременности! Только ради тебя, маленькая моя, сладкая моя, желанная!
Надо, значит надо. Было не то, чтобы страшно, но как-то неловко целоваться с мужчиной, которому ее мама родила двоих детей, а он уже расстегнул пуговки на платье и залез одной рукой под юбку.
– Не боишься?
– Нет, это же для дела, – если много раз повторить, что все свершается во имя великого дела, то и сама поверишь в это.
– Да, мой нежный лепесток, для дела и для Республики! Все только для Республики!
Платье отлетело в сторону. Только бы не порвал, ведь это ее самое нарядное. Дядя Николай подхватил легкую ношу на руки и потащил в другую комнату. Там стояла широкая, просто огромная кровать, на которую они и упали вдвоем.
– Ника, моя Ника, маленькая, невинная, только моя! – как безумный, шептал мужчина, блуждая мокрыми губами по обнаженному девичьему телу. – Как долго я этого ждал, мой цветок!
А потом он впился жадным поцелуем в ее рот, раздвинул судорожно сжатые колени, как-то очень ловко оказался между ног Николь, а потом… потом промежность пронзила острая боль и девушка вскрикнула.
– Да! – торжествующе ответил ей сосредоточенно пыхтящий дядя Николай и начал двигаться. Резко, уверенно, вызывая новые и новые вспышки боли.
Кажется, он тоже стонал. Неужели, ему тоже больно? Но зачем тогда все это? Ах, ну да, ради Республики. И Николь постаралась сдержать рвущиеся из горла всхлипы боли и бессилия. Краем сознания вспомнилась слова Татьяны, сказанные в доме отдыха три года назад: «Смена у накопителя, смена в постели». Пожалуй верно. Подобное можно было считать за полноценную трудовую смену. А гражданин Зонгер все пыхтел и пыхтел. Кажется, даже начал злиться.
– Что ж ты такая… неопытная, – досадно пробормотал он и больно ущипнул Николь за грудь так, что она даже вскрикнула. – Вот, уже лучше, – и последовал еще один щипок. Потом даже склонился и прикусил зубами. Девушка опять вскрикнула, – Да, да, покричи! Еще, еще!