— Ребята, — позвал Алексей, — а есть у кого-нибудь телефон? Мне надо в Москву позвонить, маме, сказать, что я живой.
Никто ему не ответил. Лишь частое дыхание быстро идущих людей, их глухие шаги и плач ребенка. Плач ребенка?! Алексей, словно очнулся, затаив дыхание, прислушался: так и есть, плакал ребенок и, кажется, совсем-совсем маленький. Собрав все силы Лёша что было мочи крикнул:
— Стойте! Остановитесь! Вы что, не слышите?! Ребенок плачет! Живой ребенок! Значит, он спасся! Не бросайте его!
Вышата тоже услышал плач. Нахмурил брови. Очень странно всё это, но на то и жизнь, чтобы были в ней и такие вот чудеса. Уцелевший после страшной катастрофы ребенок — это ли не чудо!
— Положите раненых возле дерева, где посуше, — скомандовал Вышата. — Все слышат, откуда плач?
— Там, — Боригнев вытянул руку в том направлении, где остался лежать оскалившийся толстяк.
— А мне кажется, вон там, — Вышата ткнул посохом в сторону, совершенно противоположную той, куда указывал Боригнев.
— Да нет, вроде бы впереди, — отозвался Живосил. — Вперед надо идти!
— Ах, как же я не хотел будить его раньше времени, — посетовал Вышата, с укоризной глядя на Алексея, — и ведь как в воду глядел! Теперь уж ничего не поделаешь, придется найти малыша и взять его с собой.
— Как поступим, учитель? Пойдем каждый в ту сторону, откуда плач мерещится? — спросил Живосил.
— Нет, — покачал головой Вышата, — разделяться неразумно. — Двое, ты, Живосил, и ты, Боригнев, пусть останутся здесь, остальные за мной.
Уверенный в том, что ведет поиски в нужном направлении, Вышата повел остальных ратников за собой. Они отошли от места, гда оставили Лёшу и Виктора, на несколько сот метров, однако сколько бы они ни шли, сколько бы ни искали невидимого ребенка, плач всё время то удалялся, то оказывалось так, что он словно переносился в сторону и с новой силой звучал оттуда. Можно было подумать, что ребенок, если это ребенок, играет с ними, прячется, шустро перебегая с места на место. Вышата, всё больше мрачнея, наконец приказал поиски прекратить.
— Мы в ловушке, — спокойно объявил он. — А я старый дурак, что сразу не понял, чья это затея. Никакой это не ребенок. Так навки да лярвы морочат ночным путникам головы. Раз они здесь, то плохо наше дело. Сама по себе эта жалкая мелочь неопасна, но она состоит в свите той, чье имя я даже произносить сейчас не решаюсь. Значит, не успели мы тихо уйти. Приготовьтесь! — скомандовал он. — Оружие к бою и двигаемся к раненым!
Послышался лязг стали и булата. В руках ратников появились мечи и топоры. Вышата перехватил свой посох пониже и держал его на манер дубины. Тихо, крадучись, двинулись они в обратный путь. Ратники почти дошли, когда внезапно раздался звук выстрела, а следом за ним крик Живосила: «На помощь! Все сюда! Они нападают!» И тут же, в единый миг, взорвалась лесная недолгая тишина.
Изо рта мертвого толстяка показалась блестящая головка крупного насекомого. Оказалось, что это громадная отвратительная мокрица размером с ладонь взрослого человека. Она шлепнулась на землю и, всё больше раздуваясь, быстро побежала в сторону людей. За ней последовала сороконожка длиною в метр, не меньше. А уж потом словно прорвало! Из трупа, один за другим, лезли и лезли наружу отвратительные насекомые, и все невероятных размеров! Пауки, сороконожки, жуки, скорпионы, слепые черви длиной с удава-анаконду: вся эта несусветная мерзость уже кишмя кишела возле трупа толстяка и словно ожидала чего-то. При звуке выстрела, прикончившего мокрицу-разведчицу, всякое движение на секунду прервалось, словно насекомых разом парализовало, но прошло мгновение — и всё это месиво из мохнатых и хитиновых туловищ, уродливых лапок, отвратительных жвал и челюстей потоком хлынуло туда, где Живосил застрелил тварь, увеличившуюся со времени своего появления изо рта толстяка до размеров крупной собаки.
Отряд во главе с Вышатой подоспел как раз вовремя, иначе несдобровать было бы раненым. Увидев армию гигантских насекомых, Вышата поднял свой посох над головой, и тот с ослепительной скоростью стал вращаться, образуя своего рода круглый белый щит. От краев щита во все стороны бил горячий, животворящий свет, и поток его лучей, изогнувшись к земле, образовал защитную сферу над людьми. Армада чудовищ, достигшая краев этой сферы, не могла пройти дальше. От соприкосновения со светом насекомые цепенели, начинали гореть и плавиться, но им на смену лезли все новые и новые! Грохоча хитиновыми панцирями, суча мохнатыми лапами, гремя острыми зубами и жалами твари нагромождались одна на другую, всё выше поднимаясь по стенам сферы и в скором времени накрыв собой всю ее.