Выбрать главу

Лёша улыбнулся воспоминаниям, рассказал. Была какая-то вечеринка, кажется, юбилей какого-то журнала или что-то в этом роде. И он, и она оказались там по приглашению друзей и подруг, не имея к «виновнику торжества» ни малейшего отношения. Так, эти две чужеродных в незнакомой среде личности по всем законам должны были столкнуться и, разумеется, «столкнулись». Пробираясь среди фуршетствовавших вволю гостей с бокалом шипучего и виноградиной на шпажке, Марина с удивлением заметила весьма симпатичного, (черт побери — очень даже симпатичного!) парня, расположившегося за белым роялем. Рояль этот стоял в клубе, где проходила вечеринка, и служил там скорее деталью интерьера. Лёша использовал рояль по прямому назначению.

Посреди монотонного шума толпы, поверх которого вяло струилась какая-то очень потасканная музычка, вдруг, сперва несмело, а затем, словно цунами, набирая силу в океанских просторах, возникла Музыка. Шопен! Брамс! Гершвин! Да наизусть, да в концертном исполнении, когда голова медленно отклоняется назад, глаза закрыты в упоеньи, и пальцы летают над белыми и черными клавишами, и вот в Музыке наступает кульминация, и лоб в легких бисеринах влаги, и напряженное в своей истовой одухотворенности лицо исполнителя, о котором она сперва подумала: «Смазливый экземплярчик, просто так присел за инструмент, подурачиться». А он не просто так. И дурачиться — не его стиль. Он просто взял и всю эту скучнейшую вечеринку превратил в действо, в спектакль, в концерт!

Он увидел Марину, улыбнулся и вдруг перешел от классики к репертуару Селин Дион, словно знал, что эта великолепная, смотрящая на него во все свои огромные глаза девушка, когда-то больше всего на свете мечтала петь на сцене под аккомпанемент… белого рояля. И она стала петь, и набежала толпа, и кто-то почти скончался от зависти, а кто-то с восторгом раскачивался в такт музыке, и все девушки на той вечеринке хотели тогда от этого пианиста только одного… Но он выбрал Марину, а Марина выбрала его, и вместе они ушли в ночь под восторженный гул признательной публики…

Лёша почувствовал, как в груди полыхнуло огнем. Нет, это не сердце. С сердцем всё в порядке. Это душа болит. То просто притихнет, то вот так напоминает о себе. Ей грустно томиться в одиночестве, пропадать без любви. Душа должна любить. Если она не любит, то быстро начинает хандрить, заболевает, и всё тогда у человека может пойти враскосец. Единственный способ обмануть чувствительную душу — это заставить ее страдать об утрате. Единственное лекарство — найти новую любовь. Но с этим сложнее. В Москве множество одиноких душ, а счастливых по-настоящему людей, любящих не ослепленно и кратко, с последующим разочарованием и опустошенностью, а крепко и долго, встретишь нечасто. Это еще способность надо иметь так любить. Таких людей видно издалека. Что-то такое нездешнее они излучают. Ведь людям, увы, кажется, что любовь — давно уже не самое главное достояние этого мира. Люди не ищут любви, они разучились любить. И любовь ушла куда-то, спряталась в другом измерении, затаилась и выходит на огонек лишь к тем из числа людей, кто избран ею самой, делая их подлинно счастливыми…

— Алексей, вы ее искать не пробовали? — заботливо спросил шофер, прервав поток Лёшиных мыслей.

— Пробовал. А что толку? — отмахнулся Спиваков. — Она не хочет находиться. Квартиру продала, телефон поменяла…

— А вы через милицию попробуйте! У вас что, возможностей нет, что ли? — удивился шофер. — Да вам только пальцем пошевелить!

Лёша покачал головой. При чем тут милиция, если человек не хочет, чтобы его искали?

— Виктор, она мне эсэмэску отправила, где всё очень понятно написано. Отправлено с ее номера, ошибки быть не может, никто ее ни к чему такому принудить не смог бы. Она сама так решила и ушла. Значит, не любила она меня, так получается.

— Кто ее знает… — уклончиво ответил шофер. Помолчал немного, собираясь с мыслями, и выдал: — Вот был такой в советское еще время телесериал. Хороший. «Вечный зов» назывался. Так там мужику на войне обе ноги оторвало, вот он и не хотел возвращаться домой, не хотел, чтобы жена его таким увидела.

Лёша встрепенулся.

— Да вы что?! Что вы такое говорите?! При чем здесь безногий мужик и… Марина? Как можно сравнивать…? Вы что, Виктор, что-то знаете о ней? Знаете, где она?

Шофер часто-часто, словно фарфоровый китайский болванчик, замотал головой. Нет, ничего он не знает. Просто предположил. Мало ли? Ведь всякое бывает в жизни.

— Вы больше не пугайте меня так, — попросил Спиваков. — А то знаете… Нет, здесь всё ясно. Встретила кого-то, полюбила, не смогла мне признаться, глядя в глаза, ведь уже почти была моей женой — и тихо ушла, — с упрямой ожесточенностью заявил Алексей.