— Путь в Беловодье открыт только волхвам, и только они могут оттуда выйти. Беловодье — мой дом родной. Проведу вас так, как сам знаю. Берите самое нужное, не держитесь за скарб. Дружина княжеская быстро идет, а нагонит — всем вам смерть лютая будет. Ну?! Поспешайте, сказано?! — сердито прикрикнул он на родовичей, и те послушно разошлись для сборов.
— Останься ты, Рогнедушка, — ласково позвал девушку Вышата, — на пару слов. По добру ли всё у тебя?
— По добру, Вышата, — поклонилась ему Рогнеда, и коса ее легла на землю золотой частой цепью. — А у тебя? Всё ли по добру?
Вышата вдруг засмеялся. Он всё так же стоял, опершись на посох, и плечи его беззвучно сотрясались от смеха.
— Сто веков живу, давно со счета сбился, а ни одна душа живая ни единого раза не спросила то, что спросила ты. Доброты много в тебе, Рогнедушка. Поклон тебе мой… Пойдешь ли за мной?
— Пойду, Вышата, — счастливо и беззаботно улыбнулась девушка, но вдруг, словно спохватившись, помрачнела.
— Страшно мне здесь оставаться с тех пор, как ты того Невзора в земле оставил.
Вышата задумчиво покачал головой, вздохнул:
— Если бы «оставил»! Нет, милушка ты моя. Нельзя его под землей оставить, не выйдет ни у кого. Дух его поганый давно на воле вольной, только и ждет часа своего, чтоб отомстить. Черной Богиней в тела людей дано ему входить. Дружину сюда ведет Невзор в облике воеводы, — сознался Вышата, — никого не пощадит. Вы для него, будто кость в горле.
— Да за что ж нам честь такая? — всплеснула руками Рогнеда.
— Вы позора его свидетели, — загадочно ответил Вышата, — долг у него перед Черной Богиней. Не вернет его, покуда вас не истребит.
На закате все общинники выступили в путь. Впереди вышагивал старик в длинных одеждах. Васильковые его глаза буравили темень.
— Не печальтесь! — зычно крикнул он тем, кто шел за ним. — Кто на Полуночь ушел, обратно не вернется! Дозор Белый спасаю я для будущего блага людского. Кучней идите, путь впереди долгий, и много кто успеет состариться, помереть и сызнова родиться, прежде чем мы доберемся до места…
Глава 8
Эпидемия — Аргумент для босса Урикэ — Вожделение Глинкина — Подружка Невзора — Ночь Упырей
На переходе метро «Киевская-Кольцевая — радиальная», спустя сорок часов после того как рейс 827 неожиданно перестал выходить на связь, то есть в пятницу утром, было, как всегда, многолюдно. Узкий проход к эскалатору, не рассчитанный при строительстве на невероятную по численности толпу, казалось, вот-вот не выдержит такого напряжения, и потолок станции, а с ним и тысячи тонн земли над прочным бетонным сводом раздавят суетливый людской рой.
Толпа продвигалась вперед еле-еле. Кому-то наступили на ногу, кто-то чуть не лишился портфеля. Карманник Тимоня удачно «подрезал» денежную «котлету» и теперь с невозмутимым видом пытался «отплыть» подальше от ничего не подозревавшей жертвы: грузной дамы в годах — бухгалтера в небольшой фирме, имевшей пагубную привычку перевозить конторскую наличность в сумочке, в общественном транспорте, да еще и в час пик.
Тимоня недавно «откинулся» из тюрьмы, где провел в этот раз восемь с половиной лет. Его третий срок за карманное воровство закончился немного раньше по причине объявленной государством амнистии, и Тимоня, шумно отметив с дружками свое досрочное освобождение и денек отлежавшись на чьей-то хате, чтобы не дрожали руки с перепоя, с утра пораньше двинул «на работу».
Переход на «Киевской» с самого начала карьеры рецидивиста был его излюбленным местом, а за восемь с половиной лет, проведенных там, где никакого метро никогда не было и даже в отдаленной перспективе его строительство не планировалось, Тимоня никак не мог себе представить, что на его любимом рабочем месте станет так многолюдно. Москва росла с каждым годом, давно опровергнув слова иных скептиков о своей «нерезиновости», и в метро пробки и заторы случались зачастую похлеще, чем на городских магистралях.
Многие рассуждали о скором транспортном коллапсе, который скорее всего наступил бы, не прокипяти Квак двести ампул с «Salvarevitum» и не попади эти ампулы в московские медицинские учреждения. Таково было распоряжение, полученное заместителем директора от директора НИИСИ, и Квак весьма оперативно распространил препарат, отправив большую партию в «Башню» на Каширском шоссе, а также в несколько крупных московских лечебниц и даже ухитрился фельдъегерской службой переправить около сорока доз смертельного препарата в Томск, Новосибирск и в Краснодар, где друзья Спивакова давно жаждали испытать чудо-новинку на своих пациентах, действуя, из всё тех же лучших побуждений, что приводят на Марину дорогу в Навь.