Именно такой канал и включил Невзор, хотел было пробежаться дальше, но маленький, инфантильный до смешного лепета Глинкин очнулся, заворочался где-то там, в темных глубинах подсознания, и раздался его торжествующий голосок:
— Тетьки! Тетеньки голые! Сиськи!
— Что за ерунда… — выругался Невзор. — Тебе-то куда, щенок? Не рановато тебе еще на блуд глазеть?
— Халасо! — захлебываясь слюной от счастья и вожделения, пробулькал Глинкин, и Невзор ощутил там, где принято ощущать вещи такого рода, сильнейшее напряжение. Откинув одеяло, он посмотрел на некоторые изменения, произошедшие с одним из органов тела, и презрительно улыбнувшись, процедил:
— Мелковато у тебя, Глинкин, достоинство. С таким только ежих пугать. Однако ты считаешь, что нам с тобой неплохо бы передохнуть и развеяться, занявшись угодным нашей повелительнице делом?
— Сиськи! Сиськи! — бесновался малышок Глинкин, и от его воплей у Невзора возникло такое чувство, словно он сидит в бочке, и бочку эту кто-то коварно столкнул с горы.
— Заткнись ты! Голова кругом идет от твоей похотливости. Экий разнузданный младенец с карликовым пенисом!
Глинкин заплакал, как и всякий ребенок, которому не дали то, чего он так страстно хотел: игрушку, катушку ниток, пистолет папы-милиционера, маминого дружка из латекса, которого она вечно прятала в шкаф и про себя игриво называла «Яша», но случайно позабыла на видном месте…
Внезапно Невзор смягчился:
— Ладно, так и быть. Совершим выезд в люди, пока они еще не понимают, что скоро их просто не останется. Найдем какую-нибудь Любаву для забавы. Однако уверяю тебя, что с таким мелковатым причиндалом, — он вновь посмотрел на незначительный «инструмент» Глинкина, — любавы нас с тобой засмеют.
— А-а-а, ы-ы-ы, — только и смог ответить Глинкин, который в столь юном возрасте привык выражать свои мысли предельно откровенно, но несколько туманно для понимания.
— Гой, гой, расти долгой, вверх и вширь, силу ширь, дело верши, девок теши, — нараспев произнес Невзор и остался доволен результатом.
— Вот это штука. Достойная. С такой и к любавам не стыдно… Однако и одежку ради такого дела стоит подобрать поярче. Есть у тебя, Глинкин, что надевают в таких случаях? — Невзор открыл здоровенный платяной шкаф и присвистнул: рядами, словно в магазине, висели костюмы, на полках головные уборы, внизу обувь «в цвет», перчатки…
— Да ты просто модник, — постукивая пальцами по небритому подбородку задумчиво пробормотал Невзор, выбирая, что ему надеть.
…По улицам ночной Москвы, над которой всё больше сгущался мрак, несся автомобиль Глинкина: огромный, черный, лаковый внедорожник, сделанный по специальному заказу прежнего хозяина в Германии и бронированный в Чехии. На заднем сиденье развалился бессмертный колдун, одетый во всё оранжевое. Даже носки и ремень у него были апельсинового цвета. Руки затянуты в оранжевые перчатки. На голове оранжевая шляпа. С шиком подкатив к дорогому ночному клубу, оранжевый Невзор вышел из машины и, сопровождаемый двумя охранниками с чрезвычайно смуглой кожей (а в ночи их лица и вовсе казались угольными), проследовал в клуб. Всё еще работало, открытой паники не было, но вовсю ходили слухи о загадочной волне смертей в Москве, будто бы от холеры или гриппа. Никто из клубных завсегдатаев, казалось, не относился к этим слухам всерьез. Клуб был забит до отказа, четверо барменов не успевали готовить напитки, смешивая абсент с энергетиком — этот убойный рецепт пользовался у столичных прожигателей жизни особенной популярностью.
Невзор внимательно посмотрел по сторонам, оценивая публику, поводил носом, нюхая воздух и с удовлетворением молвил:
— Вот уж, честно сказать, упырья нора. Как вас здесь много, упыречки! Небось еще не знаете, на что вы все способны? Ну, да ничего, скоро Невзор вам всё покажет. Эй, красавица! — поманил он оранжевым пальцем очень высокую, эффектную девушку, выглядевшую словно воплощенный плотский грех: длинные ноги, развитая упругая грудь, густые белые волосы… На шее у нее была черная повязка с блестящими металлическими черепами, и без того большие глаза увеличены с помощью туши и теней и занимали, казалось, половину лица, а во всю вторую его половину были ее накачанные и напомаженные губы. Рот этой девицы казался огромной, влекущей и сочной раной, что кровоточила, словно источник, припав к которому можно было наполниться животной, низменной силой. Однако Невзору она была нужна совсем для другого.
— Что нужно оранжевому джентльмену? — Улыбаясь, девушка подошла к колдуну, и ребенок Глинкин в нем возбужденно запищал, да так громко, что Невзор даже глаза прикрыл: