Трудно было воспринимать это лицо красивым теперь, после того, как он заговорил.
В действительности он не очень-то похож на Кэла, решила Алексис.
На самом деле, он ни капельки не похож на него.
Кэл выдохнул даже громче и раздражённее, чем она.
— Тогда что, чёрт подери, нам с ним делать? — рявкнул младший дракон, разгневанно махнув рукой в её сторону. — Как нам не дать ему поубивать всех в ту же секунду, когда мы выпустим его из поля зрения?
Алексис нахмурилась, глядя на Красного Дракона.
После паузы она расправила плечи и поджала губы.
— У тебя есть ещё один из тех ошейников? — спросила она.
Глава 21. Нет выбора
Борген нанёс удар одним из тех длинных, искрящихся прутов, чтобы заставить его опустить магический щит.
Большой Странник с широкими плечами вонзил металлический стержень прямо в магическую сферу, одновременно бормоча заклинания.
Борген ударил сверкающим сине-зелёным концом прута прямо в центр груди Красного Дракона, поставив старого короля на колени.
На этом Борген не остановился.
Он продолжал бить отца Кэла прутом даже после того, как защитное поле пало, и даже когда это явно тревожило его самого. Борген избивал старого короля снова и снова, пока Красный Дракон не распластался по кафельному полу, задыхаясь от боли и почти потеряв сознание.
Красный Дракон лежал на полу почти в позе эмбриона, когда двое Странников из охраны Боргена защёлкнули серо-зелёный ошейник на его шее.
Когда они это сделали, старый король, Красный Дракон, яростно зарычал.
На мгновение магия заструилась по его рукам.
Ярче всего она засветилась в его светло-золотистых глазах.
Затем лицо старика исказилось, он застонал, а потом завопил от ярости и боли, зажмурив глаза, когда ошейник вырубил его, заставив упасть обратно на плиточный пол.
На этот раз он действительно потерял сознание.
К счастью, всего на несколько секунд.
Боль и, возможно, унижение от того, что его нокаутировали одним из его собственных орудий усмирения, казалось, убедили предыдущего правителя в тщетности побега, по крайней мере, до тех пор, пока на нём надет ошейник. Он больше не пытался использовать магию. Он даже не сопротивлялся, когда его подняли на ноги и начали защёлкивать наручники на запястьях, бицепсах и бёдрах.
Они не сковали его ноги полностью, чтобы он мог идти с ними по пещерам.
Кэл сказал ей, что набедренные кандалы не дадут ему побежать.
Он не уточнил, каким способом.
Алексис смотрела, как трое охранников заканчивают проверку всех кандалов.
Та же троица окружила его, пока Борген с опаской оглядывался на них, всё ещё держа в руках длинный чёрный прут с искрящимся магическим пламенем, обвивающим конец.
Отвернувшись от них, Алексис взглянула на Девина и Джулс, просто чтобы проверить их. Увидев, что они смотрят на неё, она приподняла бровь в немом вопросе.
Девин фыркнул, закатив глаза.
Джулс выглядела как будто встревоженной, словно хотела убраться отсюда к чёртовой матери.
Оба их выражения передавали примерно одно и то же сообщение, с которым Алексис склонна была искренне согласиться.
Пора уходить.
Уже давно пора убираться отсюда.
Алексис взглянула на Кэла и заметила, как он изучает чёрное каменное основание обелиска.
Должно быть, он почувствовал её взгляд, потому что обернулся и сначала бросил циничный взгляд на отца, а затем на неё.
— Тебе правда стоило застрелить его, — сообщил он ей. — И, вероятно, отрубить ему голову. Пусть он и мой отец, но ещё он чертовски опасен. И то, что я сам не могу этого сделать, вовсе не означает, что я на тысячу процентов не верю, что кто-то другой не должен.
Алексис мрачно кивнула.
Она знала, что он прав.
Но всё равно пожала плечами.
— Тогда может тебе стоит подыскать кого-нибудь, с кем ты не спишь, — сказала она. — И попросить их.
Кэл сощурил глаза, но не из-за гнева.
Она отвернулась от его пытливого взгляда и снова передёрнула плечами.
— Я не могла, — просто сказала Алексис. После паузы она добавила: — Почему ты не приказал сделать это кому-нибудь из своих людей? Или не нашёл себе спутницу жизни, которая больше походила бы на социопата?
Кэл на это тоже ничего не ответил.
Однако, когда она взглянула на него, пытливость в его глазах усугубилась.
Поняв, как она обозначила себя, Алексис решила не зацикливаться на этом и почувствовала облегчение, когда он позволил ей.
— Ну? — спросила она. — Мы можем идти?