Девушка затихла, и могучее тело снова навалилось на неё.
Мари показалось, что и без того непроглядная тьма в комнате сделалась ещё гуще. Воздух стал вязким и тошнотворным. Из всех звуков остался только один – жадное похрипывание в самое ухо.
Вскоре мужчина удовлетворённо промычал что-то, сполз с неё и вытянулся рядом.
«Я жива, он не убил меня», – пронеслось в голове у Мари.
Она неосознанно провела рукой по телу и почувствовала на ногах и бёдрах тёплую слизь…
«Какая мерзость, – почти равнодушно подумала девушка. – Неужели отныне так будет всегда?»
Перед глазами плавали яркие бесформенные пятна. В висках шумно пульсировало. Между ног жгло и ныло.
Несмотря на болезненную взбудораженность, Мари быстро провалилась в глубокий и беспокойный сон. Ни оглушительный храп мужчины, ни запах его гнилых зубов, ни жар его жилистого тела не мешали девушке. Во сне ей привиделись какие-то пещеры – узкие, извилистые, с коричневыми мокрыми стенами; она затравленно металась в тесном пространстве, задыхалась в сырой мгле, ощупывала скользкие стены, из которых сочилась густая слизь, падала лицом в грязь и ползла, ползла куда-то в мрачную неизвестность.
Она спала долго, а когда пробудилась, то не сразу сообразила, где она. Когда же события прошедшего дня восстановились в памяти, Мари охватила оглушающая тоска. С чувством такой силы ей никогда не приходилось сталкиваться – столь всеобъемлющей и острой была тоска. Сердце защемило. Окружающая действительность в одно мгновение отодвинулась на задний план. Перед глазами возникло жуткое лицо бородача, в памяти всколыхнулось пережитое унижение, стремительной волной пронёсся ужас, накатила безысходность.
Осторожно, чтобы не издать ни единого звука, девушка повернула голову. За столом сидел вчерашний насильник.
Мари долго лежала без движения, боясь обратить на себя внимание мужчины, и разглядывала его волосатые шею, плечи и спину. Он что-то чинил в замке своего ружья, иногда покашливал, при этом мышцы на спине, исполосованной глубокими шрамами, выразительно напрягались.
«Куда я попала? Что мне делать? Как быть?»
Мари всхлипнула, и бородач круто обернулся. Его колючие глаза надолго задержались на её лице. Затем он встал и подошёл к постели.
– Меня зовут Мерль, – сказал бородач, проглатывая почти все звуки, будто ему с трудом удавалось ворочать языком.
«Какая отвратительная рожа! Такие только в сказках про злых волшебников встречаются. А глаза! Ничего в них нет, кроме тупости. Только холодная непрошибаемая тупость. Ни проблеска разума. Я несколько раз видела его в городе, но издали он не казался таким ужасным».
– А ты хороша! – Мерль потрепал Мари по голове и пощупал её пепельные кудри, словно гадая, из какого материала они сотворены. Вчера он целиком был охвачен неудержимым животным желанием и толком не рассмотрел пленницу. – Я ещё не видал таких хорошеньких.
Он распустил ремень и сбросил вонючие штаны. Мари увидела то, чего не видела никогда прежде. Утопая основанием в тёмных зарослях курчавых волос, ей в лицо смотрел массивный длинный предмет с круглым блестящим концом.
«Чудовищно! – поразилась девушка. – Неужели вот этой штуковиной он вчера истязал меня? И он намерен повторить всё это?!»
В лицо Мари ударил знакомый запах его грязного рта. Она невольно отпрянула от прикосновения, но не запротестовала, прекрасно помня тяжёлый и злой кулак дикого мужчины. Мерль отшвырнул покрывало, под которым пряталась девушка, и его могучий член, явно не знакомый с правилами гигиены, ещё больше налился нетерпением.
– Давай, давай, – рыкнул Мерль.
Мари стиснула кулаки и сглотнула слюну. У неё перехватило дух от ожидания вчерашнего кошмара…
Через некоторое время мужчина выбрался из кровати и почесал своё заросшее лицо. Девушка покорно продолжала лежать на спине.
– Всё, дура, – Мерль поглядел на неё через плечо, – ноги сдвинь, не то опять захочу, а мне уходить надо. Дома жрать нечего. Пойду, может, подстрелю чего-нибудь. – Он удовлетворённо оскалился, протянул руку и больно стиснул одну из грудей Мари. – Славно, что ты мне подвернулась.
Он натянул на себя кожаные штаны и заштопанную во многих местах красную рубаху, нацепил сумку, перебросил через плечо рог с порохом, подхватил ружьё и без слов покинул дом. Дверь надсадно скрипнула.
Наступила тишина.
Мари потрогала своё лицо. Губы после вчерашнего удара сильно раздулись, казалось, что рот вывернулся наизнанку.
– Мерль, – повторила она имя бородача, – Мерль Падальщик. В чём я провинилась перед Господом, что попала к этому ужасному человеку? За что мне послано такое испытание?
Оглядев себя, она вздохнула и с удивлением отметила, что сегодняшний опыт вовсе не породил в ней прежнего отвращения.
Снаружи послышался конский топот. Бородач уехал.
Мари приоткрыла дверь и опасливо выглянула наружу. Метрах в двадцати от хижины мирно журчал прозрачный ручей. У каменистого дна лениво плавали серебристые рыбёшки. На другой стороне берег, заваленный мшистыми глыбами, круто взбирался вверх.
«Что это за место? Далеко ли до Сен-Августина? Почему он уверен, что я не сбегу? – раздумывала девушка, осматриваясь. – Видно, Мерль знает, что самостоятельно мне не выбраться из этого медвежьего угла.»
Она добрела до ручья. Холодная вода окатила голые ноги.
«Надо вымыться. Я вся пропахла… Провоняла… Как мне тошно…»
В примыкавшем к дому небольшом загоне стояло три лошади. Одна из них принадлежала Джорджу Торнтону.
«Боже! Джордж, мой милый Джордж! Где ты сейчас? Жив ли ты? Что с тобой сделал этот страшный человек?»
Джордж добрёл до Сен-Августина только к утру и рухнул без сил посреди улицы. Голова раскалывалась от полученного удара. Сломанный нос не дышал. Лицо распухло, под глазами расплылись лиловые синяки. Кровь уже запеклась, волосы слиплись чёрными комьями, спутались с приставшими к голове стеблями травы.
Как только Джорджа увидели, поднялась страшная суета.
– Скорее! Торнтон вернулся!
– Он один! Коляски нет! Лошади нет!
– Парень весь в крови!
– А где Мари? Она с ним?
Очень быстро на улице собралась толпа. Расталкивая друг друга, все норовили пробраться к обессилевшему юноше и лично выяснить, где он пропадал всю ночь и не с ним ли была Мари Дюпон. Наконец кто-то сообразил перенести его в ближайший дом. Прибежал Эндрю Торнтон, отец Джорджа, весь всклокоченный и ощетинившийся густыми серыми усами; он на ходу надевал замшевый сюртук и не успел даже полностью заправить за пояс серую холщовую рубаху.
– Мальчик мой, что стряслось? Ты цел? Почему ты в крови?
Джордж собрался с силами и попросил воды. Напившись, он долго смотрел куда-то вдаль сквозь людей, затем начал говорить, с трудом шевеля пересохшими губами. Голос срывался, но юноша всё же сумел поведать о прогулке на двуколке и о встрече с Мерлем.
Старший Торнтон задумчиво смотрел на сына.
– Вот так история! – крякнул кто-то.
В следующую минуту в комнату влетел Люсьен Дюпон.
– Где этот мальчишка?! – закричал отец девушки. Он раскраснелся, пыхтел, с губ срывалась слюна. В руке он держал ружьё и, казалось, намеревался выстрелить в любого, кто встанет у него на пути. – Дайте мне взгреть этого сосунка! И как только ему в голову взбрело такое?!
– Успокойтесь, сэр, хватит! – Эндрю Торнтон шагнул вперёд. Одна его рука лежала в кармане сюртука, другой он разглаживал усы, точно успокаивая себя. – Не время сейчас метать молнии.
Дюпон выпучил глаза.
– Что? – прокричал он по-французски. – Какого дьявола! Ты вздумал заступаться за этого слизняка? Твой сын погубил мою дочь! Опозорил! Уничтожил!
Собравшиеся в комнате отшатнулись от обоих отцов.
– Возьмите себя в руки, сэр, – строго произнёс старший Торнтон по-английски, – ведёте себя, как плаксивый мальчишка… – И добавил по-французски: – Мы с вами никогда не были близки, так что обращайтесь ко мне на «вы».