– Здесь все друг за другом следят, дорогая, – прошептала Ирина Николаевна, глядя исподлобья. – Уж я это от надёжных людей узнала. Тут даже скандал был недавно из-за того, что Гиммлер прослушивал телефон самого Гесса. А Рудольф Гесс – второе лицо в Германии после Адольфа Гитлера… Кто бы мог подумать, что Германия превратится в такую страну! Здесь каждый находится под подозрением. А мы – тем более. Не забывай, что мы с тобой всё же из России, пусть из семьи фон Фюрстернбергов, но всё же русские. Сколько раз я замечала на себе косые взгляды. И всякие подозрительные личности ходят за мной регулярно – плащи, надвинутые на глаза шляпы. Наверняка из гестапо. Я слышала столько ужасных вещей об этом учреждении. Они ничуть не лучше большевистских чекистов. У них руки по локоть в крови.
– Мама, не сгущай краски! – строго сказала Мария, но произнесла эти слова скорее для себя, чем для матери, потому что сама испытывала порой беспокойство, высасывавшее из сердца силы, как вампир – кровь.
– Будь осторожна, дочка… Ах, зачем мы перебрались сюда! Тут всё источает страх.
– Мама, – Мария присела на корточки возле баронессы и взяла её руки в свои, – в Германии у нас всё-таки есть родственники и хорошие друзья. А теперь у меня есть хороший покровитель.
– Ты про господина Рейтера? Не верю я ему. Неспроста он тебя прибирает к рукам.
– Мама! Хватит, в конце концов! Никто меня не прибирает. Я буду работать! Нам нужны деньги!
– Я чувствую скорый конец, доченька, – сказала ни с того ни с сего Ирина Николаевна, выпрямившись и глянув на Марию сверху вниз.
– Не говори глупостей!
– Старые люди умеют чувствовать будущее.
– Старая?! – улыбнулась дочь. – Мама, о какой старости ты говоришь? Тебе всего пятьдесят три!
– Я чувствую себя древней развалиной. Мне неведомы радости жизни. Меня одолевают подозрения, недоверие, всё пугает, пробуждает во мне какой-то необъяснимый протест, даже агрессию. Вот и теперь твой господин Рейтер… Он вселяет в меня животный ужас. Ничего другого я не испытываю по отношению к нему.
– Он взял меня на службу. Теперь у нас будет больше денег, не надо будет всё время жить с оглядкой.
– Но ведь он из СС! Ты тоже будешь считаться членом СС? Какой кошмар!
– Нет, мама. Я не имею отношения к этой организации.
– Что ему надо от тебя? Почему он пригласил тебя? Почему подвозит на машине? Была бы ты немка, я бы поняла, но ведь ты русская. Ох, тут что-то не так.
– Успокойся, мама. – Мария раздражённо поднялась. – Нельзя же всё одно и то же… Возьми себя в руки.
Хельдорф – Клейсту
Совершенно секретно.
Отпечатано в одном экземпляре.
В понедельник, 13 марта, баронесса фон Фюрстернберг ездила в кино с итальянским военным атташе Марио Гаспери на его новой машине «фиат». После сеанса баронесса отправилась с Гаспери в ресторан «Рома». Агенту, осуществлявшему наблюдение, нигде не удалось перехватить ничего из их разговора.
Вернер – Клейсту
Совершенно секретно.
Отпечатано в одном экземпляре.
В среду, 15 марта, квартиру фон Фюрстернбергов посетил обер-ефрейтор Бёлль, попавший под наблюдение неделю назад, когда встречался в кафе «Централь» с находящимся в оперативной разработке писателем Георгом Зитером. Бёлль пробыл в квартире фон Фюрстернбергов около получаса, затем они отправились на прогулку. Баронесса очень громко жаловалась на тромбоз ноги.
К сожалению, мой агент, переходя улицу, попал под автомобиль и сильно повредил ногу, в связи с чем не смог продолжить наблюдения.
Хельдорф – Клейсту
Совершенно секретно.
Отпечатано в одном экземпляре.
28 апреля Ирина фон Фюрстернберг с дочерью отмечали русскую Пасху, ездили в Потсдам в компании русских. С ними была семья Васильчиковых. В Потсдаме они повстречались с князем Оскаром, одним из сыновей бывшего кайзера. Княжна Васильчикова много рассказывала о своей работе в министерстве.
Удалось записать на плёнку следующий разговор.
Васильчикова: Наше начальство уже некоторое время жалуется на необъяснимый гигантский расход туалетной бумаги. Никто не мог взять в толк, что происходит. Время военное, всякое может быть со здоровьем. Поначалу решили, что в министерстве что-то не в порядке с обедами и что сотрудники стали страдать какой-то новой формой массового поноса. Но шли недели, а туалетная бумага продолжала исчезать. Тогда руководство наконец сообразило, что бумагу берут вдесятеро больше, чем необходимо, то есть попросту воруют.
Ирина фон Фюрстернберг: Воруют! Всё-таки немцы тоже способны на воровство. И что же ваше начальство?
Васильчикова: Теперь издано распоряжение: все сотрудники обязаны являться в центральный раздаточный пункт, где им торжественно выдают ровно столько, сколько сочтено достаточным для их однодневных нужд.
Ирина фон Фюрстернберг: Какие всё-таки они мерзкие в своей расчётливости. Всё-то бы им взвесить и разложить по полочкам. Нет в них человечности. Скупые они душой.
Мария фон Фюрстернберг: Мама, прошу тебя, не нужно так…
Ирина фон Фюрстернберг: Да, да, конечно, нас обязательно кто-нибудь услышит. Но мы тут совсем одни, я впервые за долгое время почувствовала себя легко, ушёл куда-то страх перед всеслышащими ушами.
Васильчикова: Знаете, меня так радует, что простокваша продаётся без карточек. Когда мы питаемся дома, она составляет наше главное блюдо. Не знаю, как в вашем ведомстве, а нам позволена одна банка джема в месяц на человека. Когда мы получаем этот джем, мне сразу кажется, что наступили дни изобилия. К сожалению, джема, как и масла, хватает ненадолго. Ой, забыла похвастать: я подружилась с одним голландским молочником, который время от времени придерживает для меня бутылку молока, оставшуюся от запаса для «будущих матерей». К сожалению, ему скоро надо возвращаться в Голландию. Иногда я просто прихожу в отчаяние: каждый раз после работы приходится выстаивать очередь в продовольственном магазине, а получаешь какой-нибудь жалкий кусочек сыра толщиной в палец.
Больше ничего из разговоров не удалось записать.
Ульман – Клейсту
Совершенно секретно.
Отпечатано в одном экземпляре.
Касательно вашей просьбы сообщать любую информацию, касающуюся семьи фон Фюрстернбергов.
Согласно последней агентурной сводке, 22 мая новый итальянский посол Альфьери давал приём. Среди прочих гостей присутствовали Ирина и Мария фон Фюрстернберг. На приёме неожиданно появился Макс Шаумбург-Липпе. Он долго беседовал с Марией фон Фюрстернберг, сказал, что только что вернулся из Намюра, много рассказывал ей о положении дел на фронте. В числе прочего сказал, что привёз известие о гибели Фридриха фон Штумма. Мария фон Фюрстернберг уговорила его не портить никому настроение печальным сообщением и отложить разговор с госпожой фон Штумм.
23 мая Ирина Николаевна фон Фюрстернберг не вернулась с прогулки.
Мария ждала до глубокой ночи, пытаясь дозвониться до больницы и ближайшего полицейского участка. Рано утром она помчалась в Институт и пошла к Карлу Рейтеру.
– Что стряслось, Мария? – спросил он, поднимаясь ей навстречу. – У вас такой вид, будто на ваш дом свалилась английская бомба.
– Бомба не упала, герр Рейтер, но пропала моя мама. Вчера она вышла погулять.
– И не вернулась? – Карл озабоченно свёл брови. – И вам никто не звонил?
– Я сама всех обзвонила. Её нигде нет. Больше всего меня пугает, что я слышала вдалеке звуки торопливых шагов. Я подумала: не облава ли? Что, если мама попала в облаву?
– Документы у неё в полном порядке? – уточнил штандартенфюрер.
– Да, но ведь всякое бывает. Пожалуйста, помогите мне. У вас есть друзья в гестапо. Умоляю вас, выясните хоть что-нибудь.
Карл поднял трубку телефона.
– Алло, говорит Рейтер, соедините меня с штандартенфюрером Клейстом… Фридрих? Здравствуй. Давно не слышал твоего голоса. Надо бы нам встретиться, посидеть за бутылочкой хорошего вина, повспоминать старые времена. Да, да… У меня в данную минуту совсем мало времени, поэтому я без лишних слов. Окажи мне услугу. Вчера у моей сотрудницы пропала мать. Баронесса фон Фюрстернберг. Не было ли вчера облавы в районе Гейсбергерштрассе? Спасибо, старина. Мне когда перезвонить? Что? Ах вот как… Что ж… Ладно. И всё же ты имей в виду эту фамилию. Если что-то выяснится, сообщи мне. Спасибо ещё раз.