– Он сам подох или ему помогли? Прошу, позволь мне реабилитироваться. Как насчет Уэллса Нунана за те же десять штук?
Оштукатуренные здания – не первой свежести: пустующие бунгало. Спиндрифт – квартал с номерами на 4900 – принялся считать.
24, 38, 74, 4980 – двухъярусный оштукатуренный дом – пустующий.
В одной из квартир горит свет – нижний этаж, налево; дверь открыта.
Я вошел.
Заброшенная гостиная – паутина, пыльный пол; преспокойно поджидающий меня Джонни Школьник.
Без пиджака, кобура – пуста: мол, мне можно доверять.
Да пошел ты со своим доверием – посмотрим на твои руки.
– Скорбишь по Джуниору, Джонни?
– Что вам известно обо мне и Стеммонсе?
– Я знаю, что это он заставил тебя ограбить склад. И я знаю, что все прочее не имеет значения.
«Прочее» заставило его заморгать. В десяти футах от меня – слежу за его руками.
– У него и на вас кое-что было. Некоторых людей он терпеть не мог и собирал компроматы, чтобы потом поквитаться с ними.
– Мы можем договориться. Мне плевать на ограбление склада.
– Вы и половины не знаете. – Безуууумный блеск в глазах.
Шаги за моей спиной.
Кто-то скрутил мои руки, зажал мне рот. Удушье. Тот же самый «кто-то» закатал мне рукав – и что-то вколол…
Меня ведут – я ощущаю движение воздуха и слабо различаю какой-то туннель – стены – сплошное зеркало. От самого паха вверх – щекотная дрожь и сухое тепло.
Боковые двери, чьи-то ботинки, широкие штанины.
Локоть потянуло вниз – ботинки заскребли по бетону, направо.
Открылась какая-то дверь – теплый воздух, свет. Зеркальные стены, совсем близко – какая-то решетчатая тень. Кто-то повалил меня на пол ничком.
Надо мной – свет, расплывчатый, как снежная пелена.
Щелк-щелк – щелчок цилиндра, вроде того что бывает в кинокамере на колесиках, подо мной – белая вощеная бумага.
Рывком поднимают меня.
Заклеивают глаза клейкой лентой – липкая слепота.
Кто-то ударил меня.
Кто-то ткнул меня.
Кто-то обжег меня – горячие, холодные иголочки по всей шее.
Уже не так щекотно – снова сухое тепло, никакой щекотной дрожи.
Кто-то отодрал клейкую ленту; в моих глазах – липкая красная кровь.
Щелк-щелк – цилиндр.
Снова я очутился на белой вощеной бумаге. В правую руку мне сунули что-то тяжелое и блестящее: МОЙ сувенирный самурайский меч.
Меня толкнули, и тут я что-то увидел:
Голого Джонни Дьюхеймела с МОИМ револьвером в руке.
Снова ожоги – горячо – холодно; шея и руки.
Ожоги противно саднят – Джонни становится на колени, смотрит на меня остекленелым взглядом, язвительно так – голубыми раскосыми глазами.
Достать его, порезать его – отчаянно размахиваю мечом, промахиваюсь.
Джонни покачивается – судорожно пытаясь достать меня двумя руками.
Промах, удар, снова промах – разорванная бледная кожа, кровь заливает татуировки. Удар – раз, два – отрезанная рука, кровь из пустой глазницы. Джонни нараспев бормочет что-то по-японски, глядя на меня голубыми раскосыми глазами.
Промах, опять промах – японец Джонни на полу в жутких конвульсиях. Поле зрения – татуировка на груди – разрезать ее, разрезать его…
Промах, еще промах – обрывки вощеной бумаги.
Удар, рывок – лопаются позвонки; снова рывок – на себя – ВСЕ красное.
Задыхаюсь – внезапно куда-то подевался весь воздух – во рту кровь.
Мне что-то вкололи – снова стало щекотно и от паха и выше разлилось сухое тепло.
Последняя мысль: так вот что это жжется – огнемет; японец сдался.
Сухая, непроглядная, качающаяся темень. Где-то в отдалении – тик-так – часы; я принимаюсь считать секунды. Шесть тысяч – и понеслось – десять тысяч четыреста.
Туда-сюда снуют япошки, голоса:
Мег: папочка никогда не трогал меня – не убивай его, Дэвид. Вуайерист: папа, папа. Люсиль: он – мой папа.
Япошки атакуют Черный город. Тик-так: четырнадцать тысяч секунд – или около того
Сухая теплая темень.
Размытые картинки: те же серые решетчатые тени, ботинки.
Мелькают, мелькают отражения в стенных зеркалах: это все япошки. Попытался помахать рукой – глупец! – твои руки связаны.
Стул – и я накрепко привязан к нему.
Шуршание работающего кинопроектора.
Белый свет, белый экран.
Киношка – папа и Мег? – не позволяй ему лапать ее!
Я рванулся – тщетно – липкая лента крепко держала меня.
Белый экран.
Кадр номер один:
Обнаженный Джонни Дьюхеймел.
Кадр номер два:
Дейв Клайн размахивает мечом.
Крупный план: рукоятка меча: СРЖ. Д. Д. КЛАЙН, МОРСКАЯ ПЕХОТА США, САЙПАН, 14. 07. 43.
Кадр номер три:
Джонни умоляет: «Пожалуйста», – беззвучно.
Кадр номер четыре:
Дейв Клайн бросается на него – удар, еще удар, промах.
Кадр номер пять:
Отрубленная рука – скребет пальцами по вощеной бумаге.
Кадр номер шесть:
Дейв Клайн потрошит – Джонни Д. выплевывает собственные внутренности.
Кадр номер семь:
Кровь заливает линзу объектива; палец, снимающий осколки кости.
Я вскрикнул —
Очередной укол сделал меня немым.
Проблески сознания – меня несут – ночь – нечеткое пятно лобового стекла.
Черный город – Южный Централ.
Грудь болит, шея тоже. Щетина, кобура пропала.
Сворачиваем.
Вой сирен.
Саднят ожоги.
Вонь – какое-то дезинфицирующее средство – кто-то промывает мои раны.
Где? Что? Кто? – умоляющий Джонни Дьюхеймел.
Нет!
Только не это.
Это ОНИ меня заставили.
Пожалуйста – я этого не хотел.
Вой сирен – и столб пламени в небесах.
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Пожарные машины, патрульные автомобили. Щетина – сутки не брился; дым, языки пламени – горящий «Бидо Лито» на фоне ночного неба.
Дорога заблокирована – резко поворачиваем направо – я выскакиваю на тротуар. Тут же – фотографы в серых костюмах – чудовища.
Бампер во что-то с хрустом ударяется – в щит с надписью: «Сделай себя сам с помощью пророка Мухаммеда».
Отдыхаю – лежа лицом на славной мягкой приборной доске. Откуда-то сверху: «Это Клайн. Берите его».
– По-моему, у него сотрясение мозга.
– А я думаю, он под кайфом.
– Разве это законно?
– Сомнительно, но все-таки законно. Мы нашли его в отрубе недалеко от того места, где произошли пожар и убийства, и он – главный подозреваемый в нашем комплексном расследовании. У мистера Нунана есть источник в службе коронеров. Так вот оттуда он узнал, что напарник Клайна умер от передозировки, – а вы только посмотрите на него.
– Джим, надо завести протокол – на случай, если дело дойдет до суда.
– Диктуйте.
– Значит, так. Сейчас три часа сорок минут 19 ноября 1958 года. Присутствуют: я, специальный агент Уиллис Шипстед, со мной: специальные агенты Джеймс Хенстелл и Уильям Милнер. Мы находимся в здании федерального бюро расследований в центре города с лейтенантом Дэвидом Клайном из Полицейского управления Лос-Анджелеса. Час назад лейтенант Клайн был обнаружен в ступорозном состоянии на углу 77-й улицы и Централ-авеню в южной части города. Он был без сознания и в крайне неаккуратном виде. Мы доставили его сюда, чтобы убедиться, что он получит соответствующую медицинскую помощь.
– Ну-ну.
– Джим, комментарий Билла записывать не стоит. Вкратце: лейтенанту Клайну, которому, по данным ФБР, сорок два года, предположительно были нанесены травмы головы. На его ладонях и шее имеются следы ожогов – экспертиза показала, что их причиной мог стать «сухой лед». На его рубашке были обнаружены пятна крови, а к пиджаку прилип обрывок клейкой ленты. Оружия при нем не найдено. Его «плимут» полицейского образца 1957 года выпуска был отогнан нами на стоянку неподалеку от того места, где мы его обнаружили. Перед тем как допросить его, мистеру Клайну будет предложена соответствующая медицинская помощь.
Распластан на стуле с прямой спинкой. Кругом – федералы.