– Ну, ты-то останешься красивой.
– А ты изменился, Дэвид.
– Еще бы. Только посмотри на меня.
– Я не о том. Мы вместе уже почти пять минут, и ты ни разу не попросил меня рассказывать.
Гленда: загорелая – работа-то на воздухе, почти худышка. «Просто хочу посмотреть на тебя».
– Я выглядела и лучше.
– Нет, не выглядела.
Она коснулась моего лица. «Неужели я того стоила?»
– Как бы то ни было, во что бы то ни стало.
– Вот так?
– Именно так.
– Надо было все-таки тебе тогда податься в Голливуд.
У двери – сумки с деньгами – время неумолимо бежит.
Гленда сказала: «А теперь рассказывай ты».
Назад, в прошлое – вперед, в бесконечность: я рассказал ей ВСЕ.
Иногда я замолкал: священный ужас лишал меня дара речи. Молчание намекало: ты – расскажи мне.
Легкие касания губ ответили: «нет».
И я рассказал ей все. Гленда слушала, точно одурманенная, – так, словно она знала.
История осталась между нами. Поцелуи причиняли мне боль – руки ее сказали: позволь мне.
Она раздела меня.
Сняла с себя все, придвинувшись в пределы моей досягаемости.
Я не спешил: сперва позволь мне посмотреть. Настойчивая Гленда, нежные лапки – внутри нее, полубезумный от одного ее вида.
Она приподнялась надо мной – опираясь на руки, чтобы не касаться моих синяков. Но просто смотреть меня не устраивало – я притянул ее к себе.
Чувствовать вес ее тела было больно – я впивался в нее губами, чтобы желание заглушило боль. Она постепенно входила в экстаз – сердцебиение мое замедлилось – и мы так синхронно и кончили.
Я открыл глаза – Гленда обвила мое лицо руками – просто чтобы смотреть.
Сон – день сменился ночью. Рывком поднялся с кровати: часы на туалетном столике показывали почти четверть второго.
26 января.
На комоде лежал фотоаппарат – бывшей жены Пита. Я проверил пленку – осталось шесть кадров.
Гленда пошевелилась.
Я пошел в ванную. На блюдце лежали шприцы с морфием – я впрыснул содержимое одного в стакан и смешал с водой.
Оделся.
Сунул двести штук в сумочку Гленды.
В спальню —
Гленда – зевая, тянется за стаканом – полночный сушняк: я протянул ей свой.
Она залпом его выпила. Потянулась, устроилась поудобнее – и снова заснула.
Я посмотрел на нее:
Полуулыбка – щека на подушке. Одно плечо поверх одеял, старые шрамы почти скрыл загар.
Я сделал фотографии:
Ее лицо – с закрытыми глазами: сны, которых она никогда мне не расскажет. Лампа, вспышка: пряди светлых волос на белоснежном белье.
Я вытащил пленку.
Поднял сумки с деньгами – неприлично тяжелые.
И вышел за дверь, с трудом сдерживая рыдания.
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ДЕВЯТАЯ
Дальше все просто:
Вернувшись на автобусе в Лос-Анджелес, я снял номер в отеле. Попросил в номер пишущую машинку: заполнить свой новенький паспорт.
Мое новое имя: Эдмунд Л. Смит.
Фотография – настоящая: быстрое фото из фотокабинки, клей.
Мой билет к спасению: «Лос-Анджелес – Рио-де-Жанейро» рейсом авиакомпании «Панамерикэн».
Раны мои почти зажили.
И новое лицо прижилось: в этом человеке невозможно узнать симпатягу Дэвида Клайна.
Инъекции морфия поддерживают во мне спокойствие – и перманентное состояние восторженного блаженства. Восторженная мысль: все закончилось.
Еще не все.
ГЛАВА ШЕСТИДЕСЯТАЯ
Купил себе новый драндулет: двести долларов наличными. В аэропорт – окольными путями: мимо дома номер 1684 по Саут-Тремэйн.
Восемь утра – все тихо и спокойно.
Голоса: агрессивные, мужские.
Обхожу особняк, проверяю заднюю дверь – не заперто. Прачечная, дверь кухни – рывком открываю ее.
Джей-Си и Томми – за столом, поглощают пиво.
Что-о?
Какого —
Сперва в Джея-Си – глушитель – ХЛОП! – мозги потекли из ушей. Томми с поднятой пивной бутылкой – ХЛОП! – в глаза ему полетели осколки стекла.
Он завопил: «ПАПА!»
СЛЕПОЙ!! СЛЕПОЙ УБИЙЦА! – я прострелил им глазницы и превратил лица в кровавое месиво.
ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ
В аэропорту – толчея: тут же федералы, люди из Управления шерифа, мафия. Прошел у них перед носом – ни один не обернулся – прямиком к стойке регистрации.
Доброжелательное обслуживание, в паспорт едва взглянули. Сумки с деньгами благополучно миновали багажный контроль – «Приятного полета, мистер Смит».
Вот теперь точно все.
Желание помнить. Лихорадочные сны – время жжет как огонь.
Теперь я старик гринго, что разбогател на торговле недвижимостью. Вот вам мое признание – но позвольте добавить еще кое-что.
Вроде постскриптума:
Уилл Шипстед – с 1959 года и по сей день – частная практика.
Рубен Руис – чемпион в суперлегком весе 1961—1962 гг.
Чик Веккио – застрелен при попытке ограбления винного магазина.
Крутой Веккио – сутенер проституток-гомосексуалистов в Лас-Вегасе.
Фред Турентайн – умер: цирроз. Лестер Лейк тоже: рак.
Потерянная родина – время жжет как огонь – я странным образом рядом.
Мадж Кафесьян – осталась одна в родовом доме, полном призраков.
Уэллс Нунан – обвинен в оказании давления на присяжных, 1974 год. Приговор: от трех до пяти лет в федеральной тюрьме. Покончил с собой по пути в тюрьму Ливенворт, наглотавшись снотворных таблеток.
Мег – пожилая вдова – мой пропуск в тот мир. Состоятельная – наши трущобные домовладения проданы на кондоминиумы.
Кружусь, падаю – боясь что-нибудь забыть.
Микки Коэн – жалкое существование – два тюремных срока. Мертв: 1976 год – сердечный приступ.
Джек Вудс, Пит Б. – старики с пошатнувшимся здоровьем.
Дик Карлайл – уволился из Полицейского управления: никто так и не привлек его за делишки с Дадли Смитом. «Дик – меховой король», ибо все меха Гурвица достались ему – на законных основаниях. Хозяин сети прачечных – Мадж легко уступила ему предприятия мужа.
Дадли Смит – иногда приходит в себя и становится душкой: поет кельтские песни ухаживающим за ним девочкам-медсестрам.
Дадли – щеголь в своей черной повязке на глазу. Когда к нему возвращается память, прямо-таки эксперт: хлесткие цитаты, всегда готов помочь с ретроспективой событий. Со вздохом: мол, тогда мужчины были мужчинами.
Эдмунд Эксли – шеф Бюро расследований, шеф полиции. Конгрессмен, вице-губернатор, в настоящее время – кандидат на губернаторский пост. Известный почитатель Дадли Смита, ловкий и умный политик.
Гленда – звезда кино и телевидения. За пятьдесят: мудрая бабушка в популярных телесериалах.
Гленда – тридцать с лишним лет славы. Всегда со мной – на тех фотографиях. Всегда молода: несмотря на все новые фотографии и фильмы.
В моих снах, где все кружится и падает.
Как Эксли, Дадли и Карлайл.
Оторванные от меня – им есть что мне поведать – те самые прозаические кошмары, что определили их долгую жизнь. Есть что мне поведать – дополнить свои признания, освободить меня.
Сны: все кружится и падает.
Я возвращаюсь назад. С тем чтобы заставить Эксли сознаться во всех чудовищных сделках, что он когда-либо заключал – с неподкупным выражением лица, как и я сам. С тем чтобы убить Карлайла и заставить Дадли заново пережить все моменты его жизни – чтобы моя вина показалась пушинкой перед тяжестью зла, что он совершил. И убить его – в память о несчатных жертвах, а потом найти Гленду и сказать ей:
Расскажи мне что-нибудь.
Расскажи мне все.
Сделай так, чтобы мы не разлучались.
Люби меня страстно, как в последний раз.