Квартира такова: широкий коридор от входных дверей, упирающийся в «кабинет»… коридор достаточно широкий, чтобы уместить сбоку макивару, «грушу», помимо вешалки и книжных стеллажей, — и еще останется простор для разминочных ката без риска врезаться в дверки сортира, в дверки ванной справа.
Потом, справа же, застекленная кухонная дверь и еще дальше справа — гостиная, если можно так выразиться. А слева — спальня…
Да! Вот еще «кабинет». Прямо. Это условный кабинет. Это на самом деле кладовка, вместительная, два на два, без окна. Зато, прорубив над дверью кладовки квадратик для бесшумного вентилятора, чета Колчиных обрела кабинетик такой, какой и требуется тому, кто в кабинете работает, а не выпендривается перед гостями: а здесь у нас кабине-ет.
Что нужно тому, кто в кабинете работает? Затворничество. Это есть. Глухо, как в танке. Стол, стул, стеллаж. Компьютер. Пентиум — не ниже, да. Память нужна обширная, не менее восьми, а лучше и всех шестнадцати мегабайт. Игрушки со спецэффектами записывать? На «тетрисы», «арканоиды», «диггеры» время гробить? Право слово, расшифровка дуньхуанских обрывков интересней. А графика, иероглифы — ненасытны… жрут «оперативку» с аппетитом саранчи.
Если коридор был вотчиной Колчина — макивара, «груша», простор… то «кабинет» — вотчина Инны, наука требует уединения в замкнутом пространстве. Недаром как скажут: вообрази ученого средних веков!.. Так вообразишь кого-то сгорбленного в тесной темнице при огарке свечи. У Инны прямая спина (одно из давних воспитательных развлечений Колчина: стоило Инне сгорбиться — и гулкий шлепок по спине ладонью-лодочкой, не больно, но полезно, не в обиду, а в назидание… развлечение кончилось лет пять тому назад, Инна приучилась держать спину), а вместо огарка свечи Колчин укрепил в «кабинете» общий светильник (под эдакий китайский фонарь) плюс гибкую настольную лампу (глаза у Инны и так — минус три, дальше портить некуда… впрочем, очки ей шли, очень шли). В остальном же — всё правильно, именно таким должен быть кабинет ученого, правильно вообразили!
В «кабинете» было непонятно. Книги на столе нетвердой стопкой, с закладками. Россыпью листы бумаги — исписаны, полуисписаны, только начаты и брошены, чистые. Полдюжины авторучек — шариковые, тонкофломастерные, поршневые-чернильные, функционирующие и не функционирующие. То ли полный бардак, то ли строгий, но одному хозяину известный порядок. То есть хозяйке. Но ее нет.
Колчин запустил компьютер. Тоже не сразу сообразишь: куда влезать? в doc? в txt? в dr, spb? Не сразу и, что уж точно, не сегодня, не сейчас. И, собственно, что соображать? Нет Инны дома, и весточки никакой. А была бы (весточка), то не на компьютере, а на листике бумаги — на видном месте.
Но никакой весточки не было. И это наводит на размышления.
Либо Инна проигнорировала знаменательное событие — «домой пришел охотник с холмов», — ну пришел и пришел, пельмени в холодильнике, хлеб там же, а у нее дела, знаешь ли, поважней, чем встреча мужа…
Исключено!..
Либо Инна и в самом деле непредвиденно застряла в Питере. Если бы застряла там предвиденно, то как раз оставила бы записку, мол, увы, буду только завтра-послезавтра, не обессудь — и в холодильнике было бы побогаче: меня нет, но к приезду мужа готовилась заранее. А так как ни того ни другого нет, получается, распорядилась временем так, чтобы поспеть хоть за сутки до даты прилета и всё успеть. Но приключилось непредвиденное.
И, собственно, приключиться непредвиденное вполне могло не в последний день питерской командировки (завтра с утра непременно — в ИВАН, навести справки!), а в первый же день после убытия Колчина с командой в Токио.
Кого бы спросить? В час ночи. Разве что и в первую очередь Дробязго Валентина Палыча. Поздновато, но кто ж виноват, что лёту из Токио — десять с половиной часов, кто ж виноват, что В АЭРОПОРТУ ИННЫ НЕ ОКАЗАЛОСЬ — ни на «мазде», ни на «Волге» папаши Дробязго, если «мазда» не на ходу (почему не на ходу? в целости-сохранности, как выяснилось!). Судьба дочери должна занимать отца не менее, чем судьба жены должна занимать мужа.
— Валя? — сказал Колчин.
— К сожалению, я сейчас занят, — сказал папаша Дробязго. — Оставьте ваше сообщение после длинного сигнала. Благодарю! — сказал папаша Дробязго, записанный на автоответчик.