Так бы и было. Валя Дробязго — он такой, он наперед видит, он политик. В политике сейчас фатально не хватает честных людей. Раз — и обчелся. Раз — Валя Дробязго, рекетмейстер. А там поглядим. Через год, если угодно.
Зараза популярных лидеров — она всегда из Питера шла. Петр Романов, Ленин, Киров… Устанавливай карантин, не устанавливай — зараза и есть зараза. Из Питера. А Валя-то — питерский, между прочим. Питерский он! Чем черт не шутит.
Да не шутит он, не шутит.
И все ведь было Колчину сказано. Еще в Питере том же.
Алабышева-Дробязго, бред сумасшедшей: «Он у меня дочь отнял! Он ее от меня спрятал! Он ее от всех спрятал! Я всё-о-о знаю!» Бред?..
Святослав Михайлович Лозовских, в обиде на всех и вся: «Сыскари, расследуя обстоятельства кражи поутру… Шорох изнутри, из подвала. Гражданка? Документики! Ах, не только Колчина, но и Дробязго? Вы случаем не дочь старика Дробязго? Не старика, но того самого, который?… Дочь… Но проверочный звонок в Москву не помещает… Вот хорошо, что из Москвы сразу распорядились: случайную гражданку, НЕ ИМЕЮЩУЮ НИКАКОГО ОТНОШЕНИЯ к краже в „Публичке“, подобрать-обогреть, с нарочным отправить в Москву! И не касаться ни гражданки, ни граждан, ею названных!» Запальчивость обиженного востоковеда, не имеющего высокопоставленных предков?
Отнюдь, отнюдь.
Можно представить, в каком трансе был Валентин Палыч Дробязго, когда ему доложили: так и так, полуживая, в подвале, кажется… кажется ваша… а вчера ночью библиотеку, того самого, грабанули.
Можно представить, до какой струнности он напряг все имеющиеся в наличии и подчинении структуры, дабы дочь была тут же вывезена в Москву и дабы никто ничего не узнал о том, что она была в ту ночь взаперти, в подвалах «Публички».
К «краже века» она, очевидно, никакого отношения не имеет, но каково придется действующему политику? Затреплют по бульварным газетенкам, и товарищи по Олимпу всячески этому поспособствуют, порадуются. Да хрен с ними, с товарищами по Олимпу!
Хрен с ним, с Олимпом, в конце концов! Дочери-то каково придется?! Она и так еле жива. Ей теперь лежать и лежать. На сохранении. Может быть, последняя попытка… Срок — восемь-десять недель. Чтобы не спугнуть, не сглазить — полный покой, полная изоляция. Лучшие специалисты…
Если бы еще несколько часов в подвале, то… Если бы не столь оперативно подоспевшая служба типа милосердие. Та самая, обеспечивающая пристальный уход за Ревмирой Аркадьевной Алабышевой-Дробязго…