— Пошли, пошли! Ты извини, что я немного задержался. Сейчас расскажу!
— Звонка жду, Ром… — повторил Колчин. — Сёгуна-то верни. Что-то он носа не кажет.
— А! Его пацаны на балкон загнали. Он под елкой отсиживается. Я сейчас…
Да, если и была управа на Сёгуна, то в лице… в лицах Тёмы-и-Тёмы. Мелкий, а то и крупный пакостник Сёгун был сродни Кентервильскому привидению, резвящемуся в стенах, которые почему-то считаются людьми ИХ обителью. Ну да в точном соответствии с первоисточником, на каждое привидение найдутся свои близнецы — «звезды и полосы» — и пластилином накормят, чтобы зубам волю не давал, и под елку загонят, чтобы заместо ватного Деда Мороза привыкал, — Новый год недалече!
Борисенко вернулся с котом, держа того на вытянутой руке за обрубок (или откусок?) хвоста. Такой способ транспортировки не был в обиду Сёгуну — вполне привычный способ, им пользовался и Колчин, и даже Инна, ибо иначе быть царапинам, если Сёгун не желает переместиться туда, куда его перемещают. Впрочем — уже хочет, уже заизвивался, зашипел, завидев СВОЮ дверь, СВОЮ квартиру, СВОЕГО микадо-Колчина. Он просто от балкона боялся отлучиться, боялся попасть в лапы Тёмы-и-Тёмы, извергов, в его кошачьем понимании.
Мявкнув, упал на все четыре и метнулся к миске на кухню, куда Колчин заранее высыпал львиную, а не кошачью долю «Китикэта». На хозяина Сёгун даже не глянул. Нет, глянул, но уже сунув морду в разрекламированную еду. Глянул с претензией и недовольством: пора бы усвоить! он предпочитает не рыбные, а мясные хрустики! говоришь вам, говоришь! и-иэх! ла-адно! но чтобы в последний раз!
— Его нам Инна оставила перед Ленинградом, — пояснил и без того ясное Борисенко.
— Это когда же? — как бы прикинул Колчин.
— А вот на следующий день после твоего отлета.
— Угу! — угукнул Колчин в том смысле, что того и ожидал. — Да! Это — пацанам. — И всучил Борисенке две пластмассовые заводные челюсти на босых лапках. — Вот… так они заводятся и… — завел, челюсти запрыгали по столу, заклацали.
Сёгун с еще большим раздражением отвлекся от миски: что еще за шутки-звуки, когда он ку-ушает?!
— А! — сказал Борисенко. — А я такие же знаю, только не с челюстями, а…
— Я выбрал с челюстями… — замял Колчин.
— А! — сказал первоапрельскорожденный Борисенко. — Класс! — И увлекся игрушками.
— Это не тебе, Ром. Это пацанам.
— Ну да, ну да! Я сейчас! — сгреб «челюсти» и выскочил к себе, на минуточку.
Через дверь и дверь дошла-проникла ударная волна визга Тёмы-и-Тёмы. Такое впечатление, их не двое, а четверо.
Борисенко вернулся, уселся:
— Тебе передают «спасибо». Но говорят, что Сёгун был попрытче. Просят его насовсем.
— Я ж как-никак не изверг, Ром! Он у вас не очень ураганил?
— Да ты что! Тише воды ниже травы! Еще бы пару дней, и даже гадить приучился бы по инструкции!
(Инструкция в сортире у Борисенко была еще та. Типографский оттиск на листке бумаги — о четырех пунктах! за подписью некоего помполка Шиманкова — реального? мифического?.. Занятная… Впрочем, и на внешней стороне сортирной двери красовалась жестяная табличка, надо понимать, от лифта: «Прежде чем открыть дверь, убедитесь, что кабина перед вами!»)
День рождения накладывает отпечаток на всю оставшуюся жизнь, да… Первый апрель, первый апрель!
Он, Борисенко, даже рассказывая о руоповских операциях, создавал впечатление, что — сплошное веселье.
— Я чего задержался, Юр? Мы тут сегодня брали одного ублюдка! Ухохотались! В общем, знали, что он вооружен и его дружки-подельники тоже могут иметь оружие. Потому решили в квартиру не звонить — снесли дверь на раз и ввалились внутрь. А он как раз в этот момент столовым ножиком колбасу кромсал — чего-то они там отмечали. Ублюдок этот, как нас увидел, мгновенно въехал в ситуацию, со страшной силой отшвырнул от себя ножик, переколотил все горшки на подоконнике и завопил: «Сдаю-усь! Я не вооружен! Нет оружия-я-а!» Мы сначала не поняли, а потом до-олго смеялись, с удовольствием смеялись! Он, засранец, испугался, что мы его по совокупности грехов застрелим, а потом сошлемся, что, мол, держал в руке нож — все-таки оружие… Вот я и задержался, Юр.
— А могли?
— Что? A-а! Запросто! Чего их жалеть? Бандиты и есть бандиты. Они иного языка не понимают, да и не заслуживают.
Да, не зря, заслуженно РУОП — единственное действенное пугало для уголовной швали. А готовят парней…
Колчин знает, как готовят этих парней. Еще со времен злополучного запрета на единоборства, когда ЮК был прикомандирован к спецконтингенту в качестве инструктора. Правда, они тогда еще не назывались — РУОП…