Ребенок продолжал спать. Слезы, которые он пролил, стали мерцающей лентой в небе, и если тени-призраки, спутники живых звезд, хоть краешком касались этой ленты в своих бесконечных странствиях, их иссушенные тела покрывались горько-соленой влагой. Там, где божественных слез оказалось особенно много, появлялись озера, реки и моря, а иногда тени-призраки проходили ленту насквозь и покрывались водой полностью. Так родился океан, в котором бушевал Великий Шторм, творя и уничтожая. Живое и неживое подвластно Великому Шторму, потому что лишь он один знает, что видел тот Ребенок, чьи сны светят нам, чьи слезы породили нас.
И так будет до тех пор, пока не придет время Черной звезды.
Король Талассы заворочался где-то вдалеке.
– Это история из одной старой книги, – проговорил он странным, чуть сдавленным голосом. – Я ее знаю… точнее, я читал ее, когда был совсем молодым. Это хорошая история, ваше высочество: она напомнила мне о тех временах, что уже давно прошли… Я ее приму в качестве платы, хоть она мне и знакома. Но третья история, Фейра, должна быть необычной. Иначе я заставлю тебя рассказать о том, что ты прячешь даже от самого себя. Я вытяну из глубин твоей памяти сиреневый вечер в городе под названием Тейравен… письмо, которое не нашло адресата… и маленькую девочку, которая знала тебя под другим именем и считала не тем, кем ты был на самом деле.
В зеленоватом полумраке лицо Фейры сделалось лицом мертвеца, а в его глазах опять вспыхнуло первопламя. Он стиснул зубы и ничего не ответил королю.
Сандер внезапно понял, что ему надо делать.
– Ваше величество, – сказал он, стараясь все-таки говорить почтительно, а не грубо, – позвольте мне внести свою долю платы? Надеюсь, вы сочтете ее приемлемой.
– А-а… – раздалось из темноты. Сандер чуть не сломал сирринг, когда у него от волнения свело пальцы, однако сумел выдержать взгляд очарованного. – Музыкант, который выманил шарката из укрытия. Может, ты и для меня сыграешь?
– Я именно это и собираюсь сделать, – сказал Сандер.
– И что же ты будешь играть?
– То, что вы никогда не слышали.
– Не слышал? – переспросил Немо. – Я? Да будет тебе известно, брат мой, что я каждый день слушаю музыку волн и ветра, музыку сталкивающихся грозовых облаков. Звезды тоже поют мне свои песни, и временами я нахожу их приятными. Но лишь временами. Разве можешь ты на своей свистелке сыграть то, что меня удивит? – Он вдруг замолчал, а потом продолжил с напускной небрежностью: – Впрочем, ладно. Играй.
Сандер посмотрел на Фейру и увидел в глазах капитана то, чего не видел никогда: мольбу. Магус определенно все просчитал, нашел для него сирринг, заставил погрузиться с головой в ~песню~ безумного фрегата, взял с собой на встречу с королем Талассы, но что-то непредвиденное вступило в игру, и феникс утратил волю. Своим молчанием он сейчас давал Сандеру возможность самостоятельно все решить, и судя по интересу, который Немо Гансель проявил к сиреневому вечеру в Тейравене, той истории бы хватило, чтобы с лихвой заплатить за все.
Но глаза, эти глаза…
«Может, ты и для меня сыграешь?»
«Ты знаешь, чего хотят очарованные?»
«…сыграешь для меня…»
«Любовь, ненависть и любопытство».
«…сыграешь…»
«Любопытство».
«…для меня».
Сандер приложил к губам сирринг и начал играть ~песню~ фрегата, на время ставшего «Лентяйкой», – ту самую мелодию, которую Немо Гансель никогда не слышал, хотя она звучала в его голове без остановки вот уже шесть с лишним веков.
А в собственной голове Сандера проснулась другая ~песня~.
– …Вижу свет!
Ночной шторм оказался недолгим. Фрегат с зелеными парусами привык к буйству стихий, и команду, настроившуюся на сражение с волнами, отчасти разочаровало, что на этот раз бескрайний океан так и не осмелился по-настоящему бросить ей вызов. До рассвета оставалось еще несколько часов, и, строго говоря, эти часы можно было потратить только на сон, как вдруг дозорный углядел справа по борту слабый огонек.
Это был какой-то другой фрегат. Капитан зеленопарусного корабля некоторое время вглядывался в темноту и думал, стоит ли приблизиться к незнакомцу, чтобы выяснить, как тот перенес ветер, дождь и волны, не нужна ли ему помощь. Правила игры требовали, чтобы такие фрегаты, как его красавица с необычными цветными парусами, держались подальше от случайных морских странников, если для беседы с ними не было особых причин. Но иногда чутье подсказывало, что следует поступить по-другому.