Лицо его было бледным, как снег.
- Ты что – поморозился? – встревожился дед Завид.
- Да нет!
- Половцы в веси?
- Тоже нет!
- Ну, слава Богу! – дед Завид перекрестился и почти до земли поклонился в ту сторону, где когда-то стояла церковь. – Тогда уже можно идти и быстрее! Славке передал, что убью?
- Нет, не передал! – всхлипнул мальчишка.
- Как это не передал? Он что побил тебя?
- Не-ет…
- Тогда - почему?!
- Потому что его самого убили-и!
- Как это – убили? – охнул дед Завид.
- А вот так! Весь пол, овчина в крови, а его самого – нет!
Услышав такую страшную весть, женщины и старухи завыли в один голос.
- И еще, дед… - покосившись на Милушу, умоляюще потянул старика за рукав малец. - Отойдем в сторону, мне тебе еще пару слов по секрету молвить надо!
И подражая Онфиму, который отводил деда Завида для разговора наедине, малец стал говорить ему то, от чего теперь уже лицо самого старика стало белеть прямо на глазах.
- Что?! – в ужасе переспросил он. – Ты в этом уверен?
- Да-да! - часто закивал малец. - Я сам видел!
- О, Господи! Вот, правда, люди говорят, пришла беда – отворяй ворота!
Дед Завид нашел глазами женщин и поманил их к себе рукой:
-Эй, вы! Быстро сюда!
Женщины подошли, ожидая, что сейчас им будет нагоняй за то, что начали ссору в такой неподходящий час. Но дед Завид шепотом сказал им такое, от чего они не то, что завыли, а, схватив себя ногтями за щеки – заголосили во все горло.
- Цыц! – как никогда грозно, прикрикнул на них дед Завид. – Идите и делайте, как я велел, пока она сама туда не дошла!
Женщины испуганно закивали и, догнав продолжавшую с плачем и рыданиями идти Милушу, вдруг подхватили ее под руки и повели в сторону…
8
И только тут до Славки дошло. Только сейчас его осенило.
Понурые, словно с кладбища, после похорон самого дорогого человека, возвращались люди в Осиновку.
Трех человек не досчитались из двадцати. Бывало, что счет оказывался и наоборот – из двадцати возвращалось всего трое. Но тут все было как-то не так… Может, потому, что и набега-то не было?..
Старушка - ладно, она отжила свое и пошла, по заверению деда Завида, как гонимая от безбожных язычников, прямо к Богу.
Но – Славко… И не успевший даже надышаться земным воздухом малыш, словно в насмешку названный богатырским именем – Добрыня…
Люди шли и плакали.
На Милушу страшно было смотреть. Уронив руки, она бессильно болталась в объятьях ведущих ее женщин.
Ох, и любили, оказывается, все тут Славку! И Милушу тоже любили.
- Ну и что, что бедовый был? – только и слышалось кругом. – Что с того, что озоровал?
- Зато добрый!
- Мне однажды, когда умирали с голоду, зайца на порог кинул. Стукнул в дверь и бежать. Выхожу, а на пороге – его следы…
- Сиротой рос…
- А Милуша, бедная, сама теперь, как осиротела…
- Как мужу-то своему скажет, что не уберегла сына?
Дед Завид шел, низко опустив голову, и сокрушался:
- Я ведь за каждую душу в ответе здесь! Господи, что я теперь скажу Тебе? Какой ответ дам на Страшном Твоем Суде?..
Увидев возвращающихся домой жителей, Тиун встретил их громким радостным лаем.
Дверь дома Милуши тут же распахнулась, и из нее вдруг высунулся… Славко.
- Цыц! Окаянный… - накинулся он было на Тиуна и осекся, увидев застывших перед ним людей. – Как… вы?!
- Ты?! – в один голос выдохнула толпа.
- Живые!
- Живой!!
Дед Завид потянул с себя шапку и стал креститься прямо на небо:
- Слава Тебе, Господи! Хоть за одну душу, да все меньше отвечать придется! Жив! Жив!! – бормотал он, пытаясь протиснуться сквозь кольцо людей, обнимавших растерявшегося Славку, и через головы погрозил ему кулаком. – Но все равно запорю… убью ослушника!
- Хоть ты жив… - прижимая Славку к себе, чуть слышно прошептала Милуша и вдруг заголосила: - А я своего – потеряла-а-а!
- Кого потеряла, – похолодел Славко, - мужа?!
- Какого мужа – сыночка! Добрынюшку!..
- Как? Где?!
- В поле! Лиса его съела…
- Какое поле? Какая лиса?!