… Ален искал своего сеньора. Он прошел в рыцарский зал, всматриваясь в свет огней сквозь плотный туман, плавающий у него перед глазами, когда кто-то схватил его за рукав джюпона. Ален обернулся, скользнул неузнавающим взглядом по невысокому лысоватому старику, черному, с седыми бровями.
— Позвольте, мессир…
— Нет, мессир, не позволю, — старик в черном держал его накрепко, и глаза у него были странные, такие, будто он сейчас ударит… Ударит. Старый Жерар де Мо.
— Не позволю, пока не получу ответ. Мне показалось, что на вас кольчуга моего сына.
В любой другой день Ален глубоко удивился бы такой проницательности. Отличить одну кольчугу от другой, да еще скрытую длинным нарамником — при том, что эти доспехи вообще все одинаковые… Он же не знал, что Жераров доспех некогда принадлежал его отцу, которому его делали на заказ — и как старый де Мо отличил бы свою руку от чьей угодно другой, так узнал бы он из тысячи эту кольчугу с ее редкостным зубчатым краем, видневшимся из-под полы светлой одежды. Но сейчас Алену было не до того.
— Послушайте, мессир… Да, это кольчуга покойного мессира Жерара. Если хотите, я ее вам отдам, только оставьте меня.
(Оставьте меня, у меня умерла мать, хотел сказать он, — но не сказал. Лицо старика, одетого в траур, стало таким злым и одновременно несчастным, что Ален просто подавился собственным горем.)
— Каким путем, хотел бы я знать, — начал он голосом, вибрирующим от напряжения, и на руке его, вцепившейся в Аленов рукав, проступили синие веревки жил. Но тут его речь прервал другой голос, властный и веселый, прилетая издалека в этот мир для двоих, мир горечи и вражды.
— Оставьте, Жерар. Это я ему дал.
— Мессир?..
— Да, я. Я вам другой доспех подарю, в самом деле. Просто тогда выхода не было. Или хотите — берите этот обратно, а Алену я еще что-нибудь подберу, — Анри было хорошо и весело, и ему хотелось, чтобы все вокруг тоже радовались. Он дружески положил широкую ладонь старому рыцарю на плечо, и тот дернулся, будто его кипятком ошпарили.
— Верно ли я понял вас, мой сеньор, что вы… отдали доспех моего убитого, — голос Жерара предательски вильнул, — убитого сына… своему слуге?..
Если до этого и были сомнения, узнал ли он Алена, то теперь они развеялись окончательно. Впрочем, Алену было все равно. Глядя на уже хмельного, сияющего Анри так, будто они были вдвоем с ним в этой зале, он сказал, и слова его были тихи:
— Мессир Анри, у меня умерла мать. Можно… я поеду сейчас в Витри?.. Там брат. Этьен.
— А… пир? И вообще, куда это годится?..
— Понимаете, мессир…
— Понимаю, — неожиданно кивнул Анри, не отводя от вассала хмельных, синих, благородных глаз. — Езжай.
Ален коротко поклонился; губы его дрожали, в горле что-то прыгало, какой-то комок. Не глядя, он освободил рукав от хватки старика де Мо и пошел прочь, слыша летящий ему в спину голос сеньора — и почти не понимая значения слов.
— Ну, общем, этот парень спас мне жизнь, и я… Да, посвятил его. Так что ничего страшного, Жерар, твоего сына это не оскорбило бы. Пойдем-ка за стол, выпей за мое счастливое возвращение. И за упокой души твоего отличного сына, славный был оруженосец, в самом деле, славный…
И предсмертный какой-то хрип несчастного Жерара:
— Монсеньор, как… посвятили?.. Ведь еще батюшка нашего короля уже лет десять как запретил… Да таким, как этот мальчишка, подобает торжественно отбивать шпоры на куче навоза, монсеньор…
— Да? — странным голосом произнес отлично и давно осведомленный об этом указе Анри, и должно быть, зрачки его стали совсем маленькими от гнева. Самодур Анри. Что ему король, когда он решит сделать, что захочет… Ха, король. Да Анри у него под боком посвящал кого хотел, теперь ли слушать какого-то подвассала?.. Но Ален уже больше ничего не слышал.
Заплакать бы, подумал Ален отстраненно. Загадать бы одно-единственное желание. Чтобы ничего этого не было. Чтобы ничего этого (-а город, как же город-) не происходило никогда. А город был обман. Или его просто никогда не было.
Глава 5. «Из-за этого зла…»