Пока я не дам ответа на этот вопрос, остановлюсь на сказанном, а продолжение будет в следующей главе.
Начиная теперь разговор о развитии в российской колонии в Маньчжурии и Китае изобразительного искусства, хочу прежде всего сказать, что, хотя в области искусств труднее всего проводить какие-либо сравнения, тем не менее берусь утверждать, что уровень международных контактов русских художников здесь с их китайскими и японскими коллегами был, пожалуй, наиболее высоким и уступал, быть может, только связям в области музыкального искусства. Да и российская общественность в целом интересовалась традиционным китайским и японским искусством.
Не странно ли? При таком различии европейской и восточной живописи, используемых ими форм и средств, изображения и понимания функций пейзажа и прочем, и прочем…?
Да, все-таки! Именно так.
В среде русской интеллигенции, воспитанной на изящном вкусе, на традициях национальной терпимости, искусство Востока всегда привлекало к себе внимание. При всей его непохожести на европейское — в изобразительных средствах и приемах мы ощущали подлинность этого искусства — скрывающего, а может быть, наоборот, раскрывающего таинственный мир чувств и ощущений людей Востока, позволяющего приподнять невидимую завесу над их тайнами.
Попав в Китай, русские люди соприкоснулись с самыми различными формами восточного искусства в непосредственной близости. История русско-китайских и русско-японских связей в области изобразительного искусства еще ждет своего исследователя. Здесь ниже только отдельные эпизоды, отражающие, однако, подлинный высокий дух этой важной области культурных связей русского и дальневосточных народов, демонстрирующий настоящее межцивилизационное взаимодействие в подлинном смысле этого слова.
Я имею в виду не только встречи русских в Китае непосредственно с китайской и японской живописью на выставках и вернисажах. Разве к сфере высокого народного искусства не относится неповторимая китайская и японская архитектура пагод и храмов (не говоря уж об изображениях сонма их "страшных" богов, поражающих воображение), различные предметы искусства, в том числе всевозможные художественные китайские и японские "безделушки", имевшиеся в изобилии в каждой русской семье, нарядные и оригинальные атрибуты одежды, наконец, просто праздничный китайский лубок, китайские и японские художественные панно? Разве не сталкивались со всем этим харбинцы и жители других городов Китая буквально на каждом шагу?
Но я буду пока говорить только о выставках.
Огромный успех у русской общественности Харбина имела в описываемый период выставка картин молодой китайской художницы Ян Мэйлин, отмеченная несколькими восторженными рецензиями.
А харбинские русские художники?..
Большинство их являлись питомцами высших и средних художественных школ императорской России: В. Е. Панов и Н. А.В ьюнов — С.-Петербургской Академии художеств; П. Ф. Федоровский окончил ее курс по архитектурному отделению; М. М. Лобанов не окончил курса из-за начавшейся революции. А. Е. Степанов, М. М. Пьянышев и В. П. Казанов окончили Московскую школу ваяния и живописи. А. К. Холодилов являлся питомцем Екатеринбургского художественного училища, а Н. С. Задорожный — Читинской художественно-промышленной школы. А. Н. Клементьев, преподаватель Лицея Св. Николая, закончил курс Одесского художественного училища, после чего совершенствовался за границей. А также С. С. Шешминцев, Ю. В. Смирнов, художник-китаевед А. И. Сунгуров… Всех я просто не имею возможности здесь перечислить!
В Шанхае работали В. С. Подгурский, М. А. Кичигин, Н. А. Пикулевич, Л. Н. Пашков, Я. Л.Л ихонос, другие. Талантливыми карикатуристами были Вита Загибалова, Руф Ананьев, в Шанхае — Г. Н. Сапожников (Сапажу).
Широко известны были и театральные художники, творившие прекрасные декорации к многочисленным и разножанровым харбинским постановкам, начиная с оперных и кончая яркими кафешантанными. В этой области были известны такие имена, как В. А. Засыпкин, М. Ф. Домрачев, А. Д. Сафронов, В. Д. Шилоносов, Покровский, Алин, Смирнов; позднее — Слюсарь, Лобачев (Коренева О. Живопись // Политехник, 1979, № 10, с. 165).
Добавлю еще одно имя — художника Ф. Тэдди, ярко работавшего в кабаре "Альказар" и вызвавшего восхищение журналиста Коли Шило, который посвятил ему следующие строчки:
В этой книге я не ставлю своей задачей рассказывать о харбинских художниках подробно — это дело будущего. Здесь речь пойдет только о начале 20-х годов, о нескольких художниках и их выставках и о Художественной студии "Лотос".
Мне известно, что в 1920 г. в Гимназии Оксаковской проходила выставка работ художника-портретиста Николая Алексеевича Кованцева. Выставлялись: сделанный им в Астапове первый посмертный портрет Л. Н. Толстого, портреты Д. Бурлюка, Владимира Степного, артистов Бравина, Дальгейма, Доброхотова, артистки Черкасской. Внимание публики привлекала картина, названная художником "Довольно крови" — с изображением прекрасного ангела.
В 1921 г. в Харбине побывал уехавший отсюда в Америку глава футуристов Давид Бурлюк, "поражавший общество откровениями нового искусства", — как писали о нем местные газеты. Устроенная им выставка имела успех, хотя харбинцы и посмеивались над такого рода искусством. Но Бурлюк, как личность, им понравился, и они, воспользовавшись теми неологизмами русского языка, которые художник привез с собой из России, в шутку говорили: "Харбинцы обилечиваются, а Бурлюк огалошивается" (воспоминания В. Г. Мелихова).
В то же время был в Харбине и М. А. Кичигин, и в мае 1922 г. прошла его выставка. Но о его творчестве, расцветшем позднее в Шанхае, конечно, надо говорить особо.
В этом же году была устроена выставка художника Н. Гущина. На выставку дал рецензию Сергей Алымов, назвав художника с присущей автору образностью "Коробейником красок"
Теперь о студии "Лотос".
У истоков Художественной студии "Лотос" — заметного явления в культурной жизни Харбина — стоял художник и скульптор Александр Кузьмич Холодилов, ставший позднее бессменным секретарем этой студии.
Родился он 7 октября 1896 г. в Висимо-Уткинском заводе Верхотурского уезда Пермской губернии — одном из первых возникших на Урале. По окончании начального училища поступил в ремесленное, которое окончил в 1912 г. В 1917 г. завершил учебу в Художественном училище Екатеринбурга. Работал преподавателем рисования и черчения в Екатеринбургском высшем начальном училище.
От училища Александр Кузьмич должен был ехать в Таганрог художником-декоратором, но школа была в 1919 г. эвакуирована в Читу, и он был прикомандирован к Читинской художественной школе. Был мобилизован и работал в качестве художника по оформлению фотографических альбомов и театральных декораций.
В это трудное время велось много разговоров о Китайской Восточной железной дороге и о Харбине; возникло желание от всех происходивших вокруг потрясений уехать туда и пожить спокойной жизнью. Желание это удалось осуществить осенью 1920 года.
Несколько художников — голодные, оборванные — приехали в Харбин.
Витрины и прилавки магазинов Чурина ломились от изобилия продуктов, город жил сытой, спокойной жизнью. Остро встал вопрос: как быть? что делать?
По рассказу дочери — Татьяны Александровны Ивановой (Холодиловой):
Подошел к группе молодых людей какой-то солидный, прилично одетый мужчина.