Часто с нами на рыбалку ходит Алёнка, внучка сторожа на виноградниках, загорелая, голубоглазая девчонка; её коленки в ссадинах, а на платье рыбья чешуя и семечки от подсолнухов. Как-то я спустился с гор из леса, сижу на крыльце, отдираю колючки от одежды, высыпаю песок из ботинок, вдруг подбегает Алёнка и садится рядом.
— Дядь Лёш, расскажи что-нибудь!
— Что?
— Какую-нибудь сказку.
— Ну, слушай.
Я начал рассказывать Алёнке сказку про теремок, но она сразу меня перебила:
— Эту я знаю. В ней зверюшки прогнали медведя, потому что он хотел сломать их домик.
— Да, правильно. Ну, хорошо, а эту знаешь — как коза ушла на базар, а потом волк съел козлят?
Алёнка поморщилась:
— И эту знаю. Она называется «Волк и семеро козлят». Расскажи какую-нибудь новую.
— Новую? — пробормотал я и стал вспоминать. Потом решил сам что-нибудь придумать. Думал-думал, но так ничего и не придумал. А Алёнка сидит рядом, смотрит на меня, улыбается, жуёт травинку.
— Эх ты! Что же ты, ни одной сказки не знаешь? А такой большой!
Она встала, протанцевала что-то.
— Ну, может, ты хоть в камни умеешь играть?
— В камни? Это как?
Алёнка засмеялась:
— Дядь Лёш, какой ты смешной! Ну, иди сюда, я тебя научу.
Алёнка нашла на земле несколько голышей, потрясла их в ладонях и подкинула в воздух. Камни упали и образовали зигзаг.
— Вот видишь? Нужно дотянуться до камня, и всё! — объяснила Алёнка. Села на корточки, положила ладонь на один голыш, а пальцами достала другой. — Всё! Я дотянулась! Тебе щелчок! — Она встала и приготовила пальцы. — Нагнись-ка!
Я нагнулся, и Алёнка щёлкнула меня по лбу. И засмеялась.
— Теперь ты кидай!
Я подкинул камни высоко, и они далеко разлетелись. И я не дотянулся. Алёнка снова засмеялась, собрала камни и снова их подкинула. Чуть-чуть от земли. Снова дотянулась, и я снова получил щелчок. Так мы играли, пока Алёнка не отбила пальцы о мой лоб. Тогда она вздохнула:
— Ну, хватит! Ты всё равно не выиграешь!
Мы сели на крыльцо.
— Дядь Лёш! А ты видел лешего?
— Нет, не видел. И никто не видел, потому что его не бывает.
— Бывает! Вот кто нацепил тебе колючек на штаны?
Она отодрала от моих брюк колючку и бросила её в бочку с водой.
— Сами прицепились, — сказал я.
Алёнка засмеялась:
— Сами! Скучный ты, дядя Лёш, какой-то. Ничего не видел, и сказок не знаешь, и в камни играть не умеешь. Вот мой дедушка всех видел. И лешего, и домового. Дедушка всегда мне рассказывает про них. Хочешь, приходи послушай.
— Ладно, приду.
С Алёнкой мы познакомились на пляже. Я сидел у самой воды с одной знакомой женщиной из Москвы. Мы встретились случайно и разговорились. Женщина стряхивала с купальника капли и говорила, как скучно в Батуми, как ей не дают прохода местные усатые мужчины и как её тянет обратно в Москву. Когда она отошла, ко мне подбежала голубоглазая загорелая девчонка. Уставившись на мою бороду, она сказала:
— Ты похож на Бармалея.
— Я и есть Бармалей.
— Нет, правда, почему у тебя борода, ведь ты не старик?
Девчонка села рядом, поставила один кулак на другой и положила на них подбородок. Я сказал, что неделю плавал по разным речкам и ещё не успел побриться.
— А эта тётя твоя жена?
— Нет, что ты! — испугался я. — Просто знакомая.
— А у меня есть вот что! — Алёнка разжала ладонь, и я увидел несколько цветных голышей и переливчатую ракушку, как маленький застывший водоворот.
— Красивые, — сказал я.
— А мокрые ещё красивее. Меня зовут Алёнка, а тебя как?
— Дядя Лёша.
— Дядя Лёша Бармалей, — засмеялась Алёнка и, кивнув в сторону шелковицы, зашептала: — Там лежит дохлый краб, пойдём покажу.
Она показала мне краба, потом спросила:
— Дядь Лёш, почему ты не купишь машину, ведь ты любишь путешествовать?
— У меня нет денег на машину.
Алёнка побежала домой и скоро вернулась снова.
— Вот, на! — Она протянула мне какие-то бумажки. На них были нарисованы палочки и много ноликов. — Теперь ты сможешь купить какую хочешь машину.
— Здорово! Я не буду их сразу тратить, и мне хватит на всю жизнь.
— Трать! Я ещё нарисую.
В это время из-под тента её окрикнула какая-то женщина из отдыхающих.
— Алёнка! Отойди от дяди!
Эта женщина давно недружелюбно посматривала в нашу сторону, видимо принимала меня за подозрительную личность, но, может, и просто считала, что девчонка «мешает дяде отдыхать».
Алёнка не обратила внимания на окрик и снова уселась со мной.
— А ты знаешь, чем пахнут горы? Морем, вот чем. А какие цветы ты больше всего любишь? Я — каштаны… Хочешь, поиграем в салки?
— Не хочется что-то. Да и жарко бегать.
— Неправда! Я знаю, ты ждёшь ту, в жёлтом купальнике. — Алёнка повернулась ко мне спиной и замолчала. Глаза её заморгали, а губы надулись.
— Ничего я её не жду. Вот ещё! С чего ты взяла?
Алёнка встала и побежала от меня вдоль воды по плотному влажному песку и крикнула:
— А она не знает, где лежит дохлый краб.
Вечером Алёнка на меня уже не сердилась, и прямо на пляже мы строили дворец из кила — местной глины. Алёнка подносила мягкие сырые куски кила, а я лепил разные башни и шпили. Потом Алёнка притащила цветные голыши и украсила ими наше сооружение. Красивый дворец получился, даже некоторые взрослые подходили смотреть. А на другое утро на пляже ещё издали замечаю плачущую Алёнку. Подошёл, а наш дворец разрушен. То ли какой-то чрезмерный блюститель порядка, то ли завистник, а может, просто подвыпивший романтик присел помечтать и, задремав, свалился на башни, а скорее всего, на наш дворец наткнулась одна из старушек, шастающих ночами по пляжу. Они, эти старушки, даже переворачивают лежаки в поисках забытых вещей, а тут дворец! Подумали, тайник, и решили поживиться!
Я обнял Алёнку за плечи:
— Ничего, мы сейчас с тобой искупаемся и построим такой дворец, что все ахнут. Вылепим огромные башни, и толстые стены, и каналы, и висячие мосты, и много разных зверей… А потом пойдём в лес и насобираем шелковицы и диких яблок… А завтра зайдём к твоему дедушке, поедим винограда, и послушаем его рассказы, и сходим ещё на рыбалку, и наловим целое ведро бычков… А когда я вернусь в Москву, обязательно придумаю тебе новую сказку. Придумаю и напишу её в письме. Она так и будет называться — «Сказка для Алёнки».
Однажды мы пошли купаться — Алёнка, Генка и я. За нами увязался и Курортник. Мы шли босиком по набережной, по раскалённому, как сковородка, асфальту. На парапете пищали чайки, выпрашивали хлеб у прохожих. Чуть дальше, около кромки воды, вышагивали бакланы, большие, как гуси. Мы купались на волноломе, где обычно ловили бычков. Генка прыгал в воду «ласточкой» и «рыбкой», Алёнка — «солдатиком», я просто плюхался, а Курортник входил боком — побаивался волн. Накупавшись, мы обсохли на камнях и полезли в горы за шелковицей.
Уплетая тёмно-красные ягоды, мы и не заметили, как наступил вечер. Только когда солнце скрылось за горой и сразу потемнело, мы заспешили вниз к бухте. Спускались по сыпучей тропе, а вдалеке по набережной один за другим зажигались фонари, и в домах появлялось всё больше освещённых квадратов. Когда мы подошли к бухте, в посёлке уже было такое множество огней, точно над ним повисло зарево. Вода была тёмной и спокойной, только у самого берега чуть плескались волны, и на их гребнях светилась пена. Она вспыхивала барашками и сразу рассыпалась на множество искр. Мы уже направились к волнолому, как вдруг недалеко от берега что-то плеснуло. Бежавший впереди Курортник насторожился. Я посмотрел в темноту, но ничего не заметил.