Тем временем великий сахем пригласил Эндрю Уилсона в свой дом. Переговоры заняли большую часть дня, но в конце концов стороны пришли к соглашению. Условия были просты: сенеки получают оружие, а взамен дают две шкуры за каждый мушкет, одну за свинец и порох, необходимые для одного ствола, и по шкуре за каждый пистолет.
Эйб Томас должен был остаться в поселении на всю зиму, чтобы научить воинов обращаться с огненными дубинками и ухаживать за ними.
Стороны обязались не воевать друг с другом по меньшей мере дюжину лун.
В настоящий момент ирокезы не хотели заключать с англичанами военного союза. В то же время казалось невероятным, чтобы ирокезы выступили на стороне французов — союзников ненавистных гуронов и оттава.
Вечером состоялся третий пир. Эйб, который после отъезда Уилсона и Дженкинса должен был поселиться в одном доме с Ренно, коротко объяснил, что не намерен раздавать воинам оружие до тех пор, пока те не научатся обращаться с ним.
Полковник Уилсон, выступавший в качестве переводчика, добавил:
— Наше оружие очень опасно, и если человек не знает, как с ним обращаться, он может погибнуть в результате несчастного случая.
На следующее утро, когда путешественники собрали вещи и приготовились к отъезду, Авдий Дженкинс подошел к полковнику и заявил, что не может больше молчать.
— Надеюсь, вы знаете, что делаете, — вздохнул Уилсон.
— Я всего лишь повинуюсь воле Божьей. Думаю, юноша должен знать правду о своем происхождении. Я не успокоюсь, пока не поговорю с ним.
Авдий вытащил что-то из седельной сумки и отправился на поиски Ренно.
Тот сидел в длинном доме и старательно чистил мушкет.
— Я хочу говорить с тобой, — произнес Авдий на языке алгонкинов.
Ренно удивился, но не выказал особого любопытства. Они молча направились в лес.
Авдий остановился на маленькой полянке. Стояло солнечное зимнее утро. Преподобный Дженкинс произнес про себя краткую молитву и резко спросил:
— Кто ты?
— Я Ренно, воин сенеков, член клана Медведя.
— Кто твои родители?
— Я сын Гонки, великого сахема, и Ины, хранительницы веры.
— Я принес тебе подарок. — Авдий опустил руку в карман и вытащил прямоугольный кусок отполированной стали. Стеклянные зеркала были практически недоступны, и колонисты в основном пользовались подобными предметами. — Посмотри на свое лицо.
Ренно взял подарок, удивляясь, что видит собственное отражение даже лучше, чем в речной воде в безветренный день.
— Что ты видишь? — Авдий знал, что разговор будет нелегким.
— Свое лицо.
— Хорошенько посмотри на себя, сенека Ренно. Твои волосы такого же цвета, как у людей моего народа. Твои глаза такие же, как у нас. Солнце заставило твою кожу потемнеть, но на самом деле она такая же, как у нас.
Ренно испугался. Он знал ужасную правду, знал давно, с самого детства, но старался забыть, и сейчас ему потребовалось все его мужество. Он не хотел слушать белого священника, но страшная тайна все эти годы мучила Ренно, именно эта тайна заставляла его быть первым во всем, он хотел стать настоящим сенека.
Ренно вспомнил девушку из видения и спросил:
— Ты — хранитель веры?
— Да. Для моего народа, — подтвердил Авдий.
Ренно медленно опустил руку, в которой держал зеркало, и посмотрел на чужеземца. То, что он увидел, приободрило его. Это был не враг, как Золотой Орел или тот молодой белый, который пытался побороть его не по правилам. У этого человека были добрые и честные глаза, и он не лгал Ренно, который вдруг оказался совсем беззащитным.
— Ты из клана маниту, который приходил ко мне?
— Я знаю только одного великого маниту, — ответил Авдий. — Небо и земля принадлежат ему. Он всемогущ, всезнающ и для него нет ничего невозможного.
— Я слышал твои слова, — сказал Ренно.
— Ты сын сенеков. Никто не говорит, что это не так. Но мой народ — это твой народ, Ренно, так что ты — сын моего народа тоже.
Глава седьмая
Прошло много дней. Жизнь Ренно текла по-прежнему. Ему не было равных в стрельбе из мушкета, и Эйб Томас начал учить юного воина стрелять из пистолета.
Все это время Ренно не давало покоя одно. Ему никак не удавалось отбросить прочь мысли об ужасной тайне, и он даже подумывал: а вдруг ему так легко удается обращаться с этим новым оружием только потому, что он белый?
У юноши пропали сон и аппетит, его не привлекала даже оленья печенка. Тайна поглощала все его мысли, и наконец Ренно пришел к родителям. Здесь он повторил все, что слышал от белого хранителя веры, а потом показал пластину полированного металла, которую подарил ему Авдий.
Гонка сидел у огня, скрестив ноги и сложив руки на груди. Тело великого сахема оставалось неподвижным, а лицо казалось высеченным из скалы.
Ина заговорила первой:
— Пришло время сказать правду.
Ее муж чуть заметно кивнул и пристально посмотрел на сына.
— Ренно — сын Гонки и Ины, — сказал наконец великий сахем. — Но так было не всегда. Ренно появился на свет не из тела Ины. Он пришел из земли белых.
Медленно и внятно отец рассказал о военном походе, когда спас жизнь младенцу, без страха смотревшему на него. Гонка забрал малыша с собой, и в него вошел дух ребенка, которого они с Иной потеряли.
Ренно с трудом удавалось держать себя в руках.
— Я — сын Гонки, великого сахема, и Ины, хранительницы веры. Сенеки — мой народ, и до своих последних дней я буду принадлежать клану Медведя. Даже если бы я не знал этого, Я-гон, мой брат, подтвердил это, когда я был еще маленьким.
Ина хотела обнять сына, но тот отстранился.
— Но теперь мое сердце болит. Я не такой, как другие воины-сенеки.
— Если так, — сказал Гонка, — значит, мать-земля и отец-солнце задумали для тебя что-то особенное.
Вывод напрашивался сам собой, и Ренно воспринял его без особого удивления, только еще больше смутился. Он знал, что невежливо задавать слишком много вопросов, и ждал, пока отец заговорит снова.
— Мы живем не так, как жили наши отцы и те, кто был до них. И годы, что лежат впереди, принесут еще больше перемен. Белые пришли на нашу землю на лодках с крыльями из белой ткани, которые летают, как птицы. Чужеземцев много, больше, чем камней на дне самого большого озера. Белые идут и идут, и с каждой луной их становится все больше.
Ренно знал, что все это правда. Племена, жившие восточнее ирокезов, уже потеряли почти все свои охотничьи угодья.
— Огненные дубинки белых — сильное оружие, ими легче добывать дичь для еды и уничтожать врагов нашего народа. Вот почему я купил у белых много огненных дубинок. Скоро сенеки начнут воевать не так, как это делали наши отцы и те, кто был до них. Мы будем сражаться, как белые.
— Все воины, которые каждый день стреляют из огненных дубинок, знают, что эти слова верны, — подтвердил Ренно. — Одна огненная дубинка сильнее, чем много луков и стрел. Один металлический нож равен многим каменным ножам.
— После того, как я уйду к предкам, ирокезы станут использовать старое оружие только для обучения. К тому времени все они будут сражаться только оружием чужеземцев, которые придут на нашу землю, чтобы сделать ее своей. Если у нас будет это оружие, и мы научимся стрелять из него, то останемся в живых. Если нет, то погибнем. Не наступил еще день, когда мы назовем белых друзьями и братьями, но он придет.
Ренно никогда не думал о таких вещах, но в словах отца был глубокий смысл.
— Тот, кто поведет наш народ сквозь годы, — продолжал Гонка, — должен знать и понимать тех, кто пришел в наш мир. Кто может сделать это лучше сына сенека, рожденного среди белых?
Юноша испугался.
— Ренно следует знать о многих вещах, — вмешалась в разговор Ина. — У меня было много видений, и маниту открыли мне будущее. Они говорили, что мой сын приведет воинов-сенеков и всех ирокезов к победе над врагом.