Правда, отсутствующий не значит умерший. Но следует с сожалением признать, что гипотеза о массовом отступничестве и исходе из обители кажется мне весьма смелой! Это означало бы кризис веры. И весьма заразный! Но проблема была не в этом. Отец де Карлюс, если и не являлся могильщиком в прямом смысле этого слова, оставался тем не менее единственным, кто уцелел и похоронил скандальную истину. Потому что вплоть до 1226 года он был жив и даже сообщил нам, что в нашей прекрасной обители дела идут как нельзя лучше!
Что ему оставалось делать? Разумеется, принять новых монахов, чтобы восполнить столь многочисленные утраты. И прежде всего он попытался найти себе преемника, нового брата Амори. Но что он рассказал ему о катастрофе? Все? Только часть? Я ставлю скорее на отредактированную версию. Во что он мог заставить поверить новичка? В эпидемию? В несчастный случай? В происки лукавого? Какая нам разница! Но я чувствую, что тот был напуган очень сильно: ведь он держал язык за зубами в течение целых тридцати лет! Теперь подумаем, случайно ли отец де Карлюс избрал для этой цели человека бесхарактерного? Хорошего парня, немного наивного, но с сильно развитым чувством долга…
Это был прекрасный выбор. Отец де Карлюс — человек очень умный, не стоит об этом забывать. И мне нравится предположение, что он сам нашел себе сообщника, вырастил и обработал его с тем, чтобы лучше сохранить свою настоящую тайну. Да, оно мне нравится, потому что многое объясняет.
Бенжамену стало страшновато: может быть, у брата Бенедикта в руках те же факты, что и у него самого?
— Это узловой пункт моей версии, потому что позволяет понять, каким образом заместитель смог стать настоятелем, ведь для этого не было никаких объективных предпосылок. Мы видим, что у брата Амори не было ни амбиций, ни силы, чтобы по собственной инициативе устроить заговор, но я могу себе представить, как этот человек, скорее преданный, чем предприимчивый, выполнял возложенную на него миссию. Я вижу, как он послушно, во что бы то ни стало соблюдал обет молчания и держал клятву, потому что его убедили в том, что от этого зависит судьба ордена.
Возможно, я далек от истины, но в моей гипотезе есть своя логика. По крайней мере до этого момента. Потом перед нами встает очередной щекотливый вопрос: каким образом были набраны остальные монахи?
В моей версии еще много вопросов. Когда и как появились в монастыре новые насельники? Теоретически — между 1223 и 1226 годами, но можем ли мы это утверждать с уверенностью?
Что им сказали? Что скрыли? Знали ли они о том, что замещают собой исчезнувших, или ими просто манипулировали?
Понимаете, я ждал вас не для того, чтобы просто проверить свою версию. Я ничего не утверждаю, но ищу факты, чтобы либо подтвердить ее, либо опровергнуть.
Брат Бенедикт тяжело вздохнул, подчеркнув тем самым последние слова. Ему надо было успокоить собеседника.
— Не важно, разделяете ли вы мою гипотезу или нет. Сегодня вы благодаря возложенному на вас послушанию единственный, кто способен продвинуть вперед наше расследование в том или ином направлении, потому что я уверен: в архивах мы обязательно что-нибудь отыщем. Итак, я жду от вас согласия продолжить расследование, сосредоточив внимание на том, чтобы прояснить судьбу братии. Тут, как мне кажется, следует обратить внимание на три основополагающих вопроса.
Во-первых, есть ли письменные свидетельства этой даты, если, конечно, она имела место? Другими словами, возможно ли отыскать в текстах, относящихся к 1223 году или чуть более ранних, которые вы сможете перевести, признаки страха, тревоги или просто перемены привычек? Я знаю, что там не может быть документов, текстов личного характера, рассказывающих о повседневной жизни обители, потому что только настоятель имел право писать об этом, но кто знает? Может быть, изучая сборники псалмов и песнопений, вы обнаружите в них какую-то необычную молитву.
Во-вторых, что случилось с талантливейшим братом Лораном? Как вы заметили раньше, не сохранилось ни одного его рисунка после 1222 года. Почему? Есть ли этому иное объяснение, помимо исчезновения? Может быть, он потерял руку? Ослеп? А вдруг вы отыщете клочок бумаги с его наброском, датируемый 1230 годом! Представьте, какие последствия может иметь подобное открытие! Не знаю, продвинемся ли мы вперед, но в этом случае точно сможем отвергнуть мою гипотезу.
И наконец, я хотел бы, чтобы вы занялись загадкой, о которой мы говорили только что. Я старался предложить приемлемые версии, но точного ответа у нас все еще нет. Каким образом, черт побери, отец Димитриус узнал, что отец Амори поступил в монастырь в 1223-м? Хороший вопрос! Случайность или исповедь?