— Это только из желудка? — мой голос сел.
— Да, в трахее не было ничего постороннего, но есть странные повреждения тканей, — Молчанов рванул к каталке, мы переместились вслед за ним. — Вот посмотрите!
В руках патологоанатома невесть откуда взялся скальпель. Он ловко размахнулся им, разрезал стежки у горла Николаева. Я невольно отпрянул, в очередной раз позавидовал выдержке и невозмутимости Хмельницкого. Молчанов развёл кожу, оголил трахею. На это живодёрство я уже не мог смотреть. Патологоанатом увлеченно показывал ФСБешнику, что именно его удивило в тканях погибшего, слушая их разговор, я понял только одно: раны, полученные сержантом, имели характер внутреннего воздействия, а не внешнего. Не слишком свежая новость для меня, но, сохраняя легенду, на всякий случай сделал удивленное лицо. Покосился на дверь в коридор, мне казалось, я слышу, как кто-то скребётся у стены. Считал минуты до того момента, когда все формальности будут соблюдены и мы наконец покинем это жуткое место. Впрочем, Хмельницкий был настроен так же, заполнив последние листы протокола и получив наши росписи, дал всем отбой, он быстрее меня заторопился к лифту.
— Что делать с трупом? Убрать в холодильник?
Молчанов стоял позади всех и в приподнятом настроении провожал нас у дверей лифта.
— Пока не надо, — Хмельницкий нажал на кнопку вызова, но тут же отвлёкся на телефонный звонок. Удивительно, что в этих катакомбах ловила связь. В этот раз не рискнул сбрасывать вызов, ответил, отойдя в сторону. Мы с патологоанатомом остались наедине, он странно улыбнулся:
— Не обижайтесь на сквозняк, гости у меня редкие, я держу все двери открытыми, мне так комфортнее.
— А гостей тут много, — я бросил задумчивый взгляд через плечо, зал за спиной в таинственном полумраке, но теней в нём не видно. Идя обратно, я старался вообще не смотреть по сторонам. Хорошо, если труп сержанта пролежит тут ещё пару дней, но плохо, если придётся прорываться к нему с боем...
— К этим гостям я уже привык, — не совсем правильно понял мою мысль Молчанов, его улыбка стала шире. Я многозначительно отмолчался, вздрогнул, когда створки лифта открылись. Хмельницкий поспешно загнал меня в кабину, бросив в трубку, что скоро перезвонит, закончил свой телефонный разговор. Он поблагодарил патологоанатома, с нескрываемым облегчением нажал на кнопку первого этажа. Фигура Молчанова продолжала маячить перед глазами, в закрывающихся дверях я вдруг на долю секунды заметил, как странно задвигался его халат в районе плеч, словно приподнимаясь под порывом ветра, хотя, может, так оно и было. Я слишком устал, чтобы заострять на этом внимание.
— Ну вот, теперь в участок! — Хмельницкий задумчиво стучал костяшками пальцев по папке, смотрел куда-то в пространство перед собой. Я же был рад только одному — скоро эти мытарства закончатся. А ведь ещё не знал, что всё только начинается...
Глава 4 - Очная ставка
— Вы сказали, что являетесь лицом фирмы, — Хмельницкий нарушил молчание на полпути до участка. Несмотря на жёсткую подвеску автомобиля, мягкий стиль вождения федерала и московский асфальт, которого не встретишь в провинции, сделали своё дело: после холода больничных катакомб я пригрелся в кресле и уже успел задремать. Вопрос ФСБешника оказался как нельзя кстати, я покосился на папку, что он бросил на заднее сиденье.
— У вас есть моё досье, там должно быть написано, — расплылся в самодовольной улыбке, появилась возможность проверить, насколько сильно они в меня вцепились.
— Из вашей характеристики с места работы это непонятно, — Хмельницкий устало вздохнул. — Там написано, что вы поддерживаете физическое и моральное здоровье офисного коллектива. Я не совсем понял, вы врач, психолог?
Я невольно улыбнулся. Борисыч держал слово, завуалировал мою должность в организации, но сделал это в свойственной ему манере. Глядя на Хмельницкого, я не мог понять: то ли он притворялся, что возня со мной ему поперёк горла, то ли это действительно было так. Передо мной встала дилемма: можно немного открыться и рассказать федералу кусочек правды или продолжать отпираться до победного конца следствия. Навряд ли кто-то из них узнает правду другими путями, у офисного персонала подписка о неразглашении. На мгновение я задумался, и все же я обычный человек, и всё человеческое мне не чуждо: