— Твоя кровь не прольётся, но это не значит, что ты выйдешь отсюда живым.
Мужчина тактично пояснил свои действия. Меня отбросило вправо на сетку ограждения. За ней были электрические щиты и узлы управления больничным комплексом. Я тихо взвыл от боли, перевернувшись на спину, обессиленно распластался на полу. Вот уж действительно — приплыли! Выходит, воскрешённый Инфернал в лице Молчанова не шутил, говоря, что из моей души хотят сделать цветик-семицветик? Как это мило!
— Чернобожец! — мужчина встал. Его трон перед раскрытой ретортой крематория — это Инферналы, сложившие свои тела в крайне неудобных позах. Я обомлел. И за какие такие заслуги порождения Лимба так осатанело лизали этому Карлику задницу? Отблеск пламени озарил голые плечи, а потом и голый торс покойника, восставшего из мёртвых. Сержант Николаев вышел на свет. Это лишь его оболочка, ставшая временным пристанищем для осколка. На застывшем мёртвом лице ни единой эмоции. Глаза подёрнулись белой плёнкой, шрам от вскрытия рассекал тело жирной красной полосой, от горла до паха. Сержант остановился, высокомерно смотря на меня сверху.
— Ты тот, кто потревожил мой сон. За свою дерзость ты будешь наказан. Твоя душа станет интересным экспонатом моей коллекции.
— Вот уж спасибо, но я бы ещё пожил... — ответил ему вслух, даже не думал: кривляться или иронизировать. И не то чтобы я слёзно молил о пощаде, скорее просто жаловался на судьбу. Вид ожившего покойника вселял отвращение и ужас. В голову сразу закралась профессиональная мысль: что я почувствую, прикоснувшись к нему? Осколок — это магическая форма жизни, но даже она должна испускать конкретные импульсы. А смогу ли я расшифровать их, смогу ли научиться преобразовывать?
Сержант повернул голову в сторону Чернобожца, совсем вовремя. Звон разбившейся печати был приглушённым и едва уловимым. Я замер, увидев, как осколки вонзились в толстое тело. Николаев по инерции отшатнулся, но не издал ни звука. Поднёс к лицу руку, ухватился за кусок пентаграммы, попавшей в щёку. Я поморщился: это, наверное, больно...
— Культист? Нет. Сам Пращур заявился ко мне! Какая честь...
Сержант выдернул один осколок из тела, потом второй. Совершенно не испытывая от этого неудобств, или делал вид? Пентаграмма разрубила больничную койку пополам, обломки загородили путь, но не являлись непреодолимой преградой. Я попытался отползти от прохода как можно дальше, уцепился за решётку, подтянулся на руке. В щёку ударило холодной волной, появившись из пустоты Инфернал грозно зашипел на самое ухо, отговаривая от резких движений.
— Я вижу, дела твоего рода идут из рук вон плохо. Заявиться сюда — отчаянный шаг!
Николаев вытащил все части пентаграммы из тела, бросив испаряющиеся осколки на пол. Он так и не дождался ответа от Аниматора. Чернобожец подкинул ещё одну пентаграмму, но снова не ударил по ней. У него под ногами, наверное, уже целая лужа из этой мерзкой жижи. Я не понимал, что он делает и что будет потом. Вообще странная ситуация. Сил у Белого Карлика намного больше, это очевидно. Как по мне, так прикончил бы ублюдка в одно касание, и все дела. Но сержант не торопился расправляться с врагом, да и, видимо, тысячи лет спячки в старом пыльном плафоне Филевского парка распирали осколок на поговорить. К его огорчению, Чернобожец продолжал хранить молчание. И почему Николаев назвал его пращуром? Что вообще это означает? Эх, поговорил бы он лучше со мной! Я благодарный слушатель...
— Что же ты молчишь, раб Кумира? Или он не наблюдает за тобой? Хочешь использовать мою силу, чтобы задобрить Великое Зеркало? А может, даже свергнуть Кумира? Кто сейчас у власти? Дом Чернозёрских, как и сотню лет назад?
Так и хотелось вскрикнуть: помедленнее, блин, я записываю! От лавины новой информации приоткрылся рот и закружилась голова. От Яра таких историй не услышишь. Чернобожец кинул на пол очередную пентаграмму. Сержант поманил его рукой:
— Не стой в проходе, гость. Если хочешь получить меня, тебе все равно придётся подойти ближе.
Невозможно понять настроение, с которым это говорил Николаев. Осколок лишён чувств или ситуация не располагала? Хотелось получше разглядеть их обоих, но приставленный Инфернал ни на мгновение не сводил с меня враждебного взгляда.