But she only snarled at him, and he walked out alone into the bright sunshine to find the snow-surface soft under foot and the travelling difficult.
Но она только огрызнулась на него. Тогда волк решил отправиться один и, выйдя на яркий солнечный свет, увидел, что снег под ногами проваливается и путешествие будет делом не легким.
He went up the frozen bed of the stream, where the snow, shaded by the trees, was yet hard and crystalline.
Он побежал вверх по замерзшему ручью, где снег в тени деревьев был все еще твердый.
He was gone eight hours, and he came back through the darkness hungrier than when he had started.
Побродив часов восемь, Одноглазый вернулся затемно, еще голоднее прежнего.
He had found game, but he had not caught it.
Он не раз видел дичь, но не мог поймать ее.
He had broken through the melting snow crust, and wallowed, while the snowshoe rabbits had skimmed along on top lightly as ever.
Зайцы легко скакали по таявшему насту, а он проваливался и барахтался в снегу.
He paused at the mouth of the cave with a sudden shock of suspicion.
Какое-то смутное подозрение заставило Одноглазого остановиться у входа в пещеру.
Faint, strange sounds came from within.
Оттуда доносились странные слабые звуки.
They were sounds not made by his mate, and yet they were remotely familiar.
Они не были похожи на голос волчицы, но вместе с тем в них чудилось что-то знакомое.
He bellied cautiously inside and was met by a warning snarl from the she-wolf.
Он осторожно вполз внутрь и услышал предостерегающее рычание своей подруги.
This he received without perturbation, though he obeyed it by keeping his distance; but he remained interested in the other sounds-faint, muffled sobbings and slubberings.
Это не смутило Одноглазого, но заставило все же держаться в некотором отдалении; его интересовали другие звуки -- слабое, приглушенное повизгивание и плач.
His mate warned him irritably away, and he curled up and slept in the entrance.
Волчица сердито заворчала на него. Одноглазый свернулся клубком у входа в пещеру и заснул.
When morning came and a dim light pervaded the lair, he again sought after the source of the remotely familiar sounds.
Когда наступило утро и в логовище проник тусклый свет, волк снова стал искать источник этих смутно знакомых звуков.
There was a new note in his mate's warning snarl. It was a jealous note, and he was very careful in keeping a respectful distance.
В предостерегающем рычании волчицы появились новые нотки: в нем слышалась ревность, -- и это заставляло волка держаться от нее подальше.
Nevertheless, he made out, sheltering between her legs against the length of her body, five strange little bundles of life, very feeble, very helpless, making tiny whimpering noises, with eyes that did not open to the light.
И все-таки ему удалось разглядеть, что между ногами волчицы, прильнув к ее брюху, копошились пять маленьких живых клубочков; слабые, беспомощные, они тихо повизгивали и не открывали глаз на свет.
He was surprised.
Волк удивился.
It was not the first time in his long and successful life that this thing had happened. It had happened many times, yet each time it was as fresh a surprise as ever to him.
Это случалось не в первый раз в его долгой и удачливой жизни, это случалось часто, и все-таки каждый раз он заново удивлялся.
His mate looked at him anxiously.
Волчица смотрела на него с беспокойством.
Every little while she emitted a low growl, and at times, when it seemed to her he approached too near, the growl shot up in her throat to a sharp snarl.
Время от времени она тихо ворчала, а когда волк, как ей казалось, подходил слишком близко, это ворчание становилось грозным.
Of her own experience she had no memory of the thing happening; but in her instinct, which was the experience of all the mothers of wolves, there lurked a memory of fathers that had eaten their new-born and helpless progeny.
Инстинкт, опережающий у всех матерей-волчиц опыт, смутно подсказывал ей, что отцы могут съесть свое беспомощное потомство, хотя до сих пор она не знала такой беды.
It manifested itself as a fear strong within her, that made her prevent One Eye from more closely inspecting the cubs he had fathered.
И страх заставлял ее гнать Одноглазого от порожденных им волчат.
But there was no danger.
Впрочем, волчатам ничто не грозило.
Old One Eye was feeling the urge of an impulse, that was, in turn, an instinct that had come down to him from all the fathers of wolves.
Старый волк, в свою очередь, почувствовал веление инстинкта, перешедшего к нему от его отцов.
He did not question it, nor puzzle over it. It was there, in the fibre of his being; and it was the most natural thing in the world that he should obey it by turning his back on his new-born family and by trotting out and away on the meat-trail whereby he lived.
Не задумываясь над ним, не противясь ему, он ощутил это веление всем своим существом и, повернувшись спиной к своему новорожденному потомству, отправился на поиски пищи.
Five or six miles from the lair, the stream divided, its forks going off among the mountains at a right angle.
В пяти-шести милях от логовища ручей разветвлялся, и оба его рукава под прямым углом поворачивали к горам.
Here, leading up the left fork, he came upon a fresh track.
Волк пошел вдоль левого рукава и вскоре наткнулся на чьи-то следы.
He smelled it and found it so recent that he crouched swiftly, and looked in the direction in which it disappeared.
Обнюхав их и убедившись, что следы совсем свежие, он припал на снег и взглянул в том направлении, куда они вели.
Then he turned deliberately and took the right fork.