– А я бы даже и на это не пошел, ручаюсь, – сказал мистер Хэтч. – Я признаю табачок сухой, натуральный, без никаких посторонних примесей.
Кажется, мистер Хэтч мнил себя докой по табачной части и готов был спорить, покамест не докажет это. Кажется, этот брюхан начинал не на шутку раздражать мистера Томпсона. Кто он такой, в конце концов, и откуда взялся? Кто такой, чтобы ходить и поучать людей направо-налево, какой им жевать табак?
– Посторонние примеси, – упрямо бубнил свое мистер Хэтч, – добавляют лишь только затем, чтобы перебить привкус дешевого листа, внушить тебе, что ты жуешь на доллар, когда ты жуешь на цент. Если хоть малость подслащёно, это признак, что лист дешевый, попомните мое слово.
– Я платил и плачу за табак хорошие деньги, – сухо сказал мистер Томпсон. – Человек я небогатый и богачом ни перед кем себя не выставляю, но, однако же, скажу прямо – что касаемо до таких вещей, как табак, покупаю наилучший, какой только есть в продаже.
– Если подслащёно, пускай хотя бы самую малость, – завел опять мистер Хэтч, перегоняя жвачку за другую щеку и обдавая табачным соком изнуренного вида розовый кустик, которому и без того-то несладко было торчать день-деньской на солнцепеке, застряв корнями в спекшейся земле, – это признак, что…
– Так вот насчет мистера Хелтона, – решительно сказал мистер Томпсон. – Не вижу никакой причины ставить человеку в вину, если он разок-другой в жизни свихнулся, и никакими на это шагами отвечать не собираюсь. Ни полшагом. Ничего не имею против него, ничего, помимо добра, от него не видел. Нынче такие творятся дела, такие водятся люди, – продолжал он, – что кто хочешь свихнется. Такое сегодняшний день творится на свете, что приходится удивляться, как это еще маловато народу кончает смирительной рубашкой.
– Вот именно, – подхватил мистер Хэтч с живостью – и какой-то излишней живостью, будто бы только и ждал минуты вывернуть мистертомпсоновы слова наизнанку. – Это самое я и хотел сказать, да вы меня обогнали. Не каждый еще сидит в смирительной рубашке, кому бы следовало. Ха-ха, это вы верно, очень верно. Правильно мыслите.
Мистер Томпсон промолчал, размеренно жуя, уставив взгляд в одну точку шагах в пяти от себя, чувствуя, как откуда-то изнутри в нем понемногу нарастает глухая вражда – нарастает и заполняет его без остатка. Куда он клонит, этот хмырь? К чему ведет разговор? Ладно бы только слова, но поведение, но эти ужимки – бегающие глаза, обидный голос, – он точно норовил уколоть мистера Томпсона побольнее, а за что? Все это не нравилось мистеру Томпсону и повергало его в недоумение. Развернуться бы и спихнуть незваного гостя с пенька, да вроде не резон. Не ровен час, приключится с ним что, когда полетит на землю, к примеру заденет топор и поранится, спросят мистера Томпсона, зачем пихнул – что тогда говорить? Дескать, разминулись маленько по части жевательного табака? Довольно дико. Довольно-таки подозрительно будет выглядеть. Можно бы все же спихнуть, а людям объяснить, что мужчина рыхлый, непривычный к жаре, сомлел за беседой и свалился самостоятельно – в таком духе, и опять это будет вранье, ни при чем тут жара и ни при чем жевательный табак. Мистер Томпсон решил не показывать виду, а поскорей спровадить приезжего с фермы, да глаз с него не спускать, покуда не скроется на дороге. Себе дороже привечать нездешних, пришлых из чужих мест. Обязательно они замышляют что-нибудь, а иначе сидели бы по домам, как порядочные.
– Есть люди, – продолжал мистер Хэтч, – которые держат сумасшедших у себя в дому и бровью не ведут, для них что сумасшедший, что нет – без разницы. И по-моему, если кто держится такого понятия, то и пусть, и пускай, это ихняя забота, не моя. У нас дома, в Северной Дакоте, правда, понятия другие. Хотел бы я видеть, как у нас возьмут внаймы сумасшедшего, в особенности после того, что он отмочил.
– Я думал, вы родом-то не из Северной Дакоты, – сказал мистер Томпсон. – Вы, кажется, говорили, что якобы из Джорджии.
– У меня сестра замужем в Северной Дакоте, – сказал мистер Хэтч. – За шведа вышла, но малый золото, я лучше не встречал. Я потому говорю у нас, потому что у нас там запущено с ним совместно небольшое дельце. Ну и сроднился я вроде как с теми местами.
– Что же он отмочил? – спросил мистер Томпсон, снова с очень неприятным чувством.
– Э, пустяки, не о чем толковать, – игриво отозвался мистер Хэтч. – Копнил в один прекрасный день сено на лугу, сбрендил и всего-то навсего проткнул насквозь вилами родного брата, вдвоем они работали. Собирались его казнить, ну а после обнаружилось, что это он, как говорится, сбрендил от жары, и посадили в сумасшедший дом. Только-то и делов, больше он ничего такого не позволял. Нет причины всполохнуться, ха-ха-ха! – сказал и, вытащив свой острый нож, стал отпиливать себе кусочек жвачки так бережно, точно резал сладкий пирог.