Про любовь и дружбу
Нельзя понять шофера с Колымы, его душу, его жизнь, самую суть его характера, не попив с ним знаменитого колымского чая. А чай этот готовится так. Берется самый что ни на есть закопченный котелок или же ведро, но чтоб обязательно закопченное. Наливается вода не простая, а из особого ручья — есть такие на трассе, о них известно одним шоферам, и ведро ставится на костер. Когда вода закипит, берется...
Впрочем, это уже, так сказать, «секрет фирмы», который я не имею права разглашать. Главное за этим чаем — разговоры: о трассе, о том, кто куда, что везет, и что случилось в пути, и что сегодня на обед в столовой на Каменистом, и какие новости в конторе. Но не только про это...
Маркевич поудобней устроился у огня, поставил рядом кружку — пусть немного поостынет и, продолжая начатый разговор, сказал:
— Я жену свою люблю. Она у меня красивая...
Виктору Александровичу Маркевичу скоро шестьдесят. Роста он среднего, плотный, еще крепкий, легкий на ногу. Родом из Севастополя. В сорок четвертом попал на фронт. Воевал в Венгрии, под Брно в Чехословакии ранили. После фронта работал водителем в Грозном. Там же встретил будущую свою жену. Парень он был лихой.
— Я тебе, Валя, весь свет покажу, — пообещал он, делая предложение. Дня через два после свадьбы пришел домой и сказал, как о деле решенном:
— Для начала едем на Колыму, по оргнабору.
Жена округлила глаза. Родня — еще больше.
— Это только для начала. Денег заработаем, а потом — в другие экзотические края.
Ехал с ними туда и Никифор Маслий. Это его сына Виктора мы встретили в Атке, когда по милости черного кота у нас полетел баллон. Маслий — старый водитель, многоопытный. Он первым из них, когда уже устроились в Магадане, поехал на трассу по зимнику. А мороз в тот год стоял великий. Вернулся через неделю весь черный, задубелый. Маркевич спросил:
— Ну как там?
Маслий показал полушубок:
— Вот кожух видишь? Бросишь его наземь — гремит как железо.
«Ничего себе», — подумал Маркевич и к жене: «Может, мол, вернемся». «Нельзя, — сказала жена, — от людей стыдно».
Маркевич ходил в рейсы по всей Колыме, на Чукотку. Возил грузы на Имант, на Батыгай, на прииск Депутатский. Иные рейсы до трех тысяч километров. Доставлял драгу на Теньку, первых строителей на Аркагалинскую ГРЭС. Все было: трескучие морозы, ночевки в снежных заносах, и что уж там кожух, которым пугал Никифор Маслий: в Сусумане в стужу высунешься из кабины, и слышно, как шуршит, замерзая, собственное дыхание на ветру.
Но мужик он крепкий, ко всему быстро привык и прижился. К тому же характер у него открытый, незлобивый, готов он всегда выручить другого человека. Больше всего тревожило одно — вернется из рейса, глянет на барак, где семья живет, и сердце оборвется. Зальют водой снег по стенам по самые окна, чтоб теплее, а там за этими стенами его Валя с детьми.
— Ну как вы тут?
— Дак хорошо.
— Может, куда махнем?
Маркевич намекал на обещание показать белый свет.
— Да нет, живут же люди. И тебе работа нравится, заработок хороший.
А ему и впрямь нравилось. Народ, главное, открытый, по-северному добрый. Два раза, правда, было дело, сбили его с панталыку. Году в пятьдесят пятом создавали таксомоторный парк. А были среди шоферов любители зашибать лишнюю копейку. Сам Маркевич от природы человек не жадный, а тут бес попутал. Да и потом тяжело все-таки по рейсам мотаться. Директор заявление не стал подписывать: жалко было терять отличного водителя.
— Не твое это дело, — убеждал он.
А Маркевич уперся. Ушел. Через два года вернулся.
— Ну что? — спросил директор.
— Ты был прав. Надоело чужие чемоданы грузить, тем более, если они без ручки, — пробовал пошутить Маркевич. — Ну, а если серьезно: не могу без трассы, без наших хлопцев не могу.
Он не сказал, правда, что главным тут была, пожалуй, жена. Видя, как он, поддаваясь другим, гонится за деньгой, твердила:
— Брось ты жилиться. Живем не хуже других.
А в другой раз Маркевич тоже было колыхнулся в сторону. Был у него друг такой Вася Зимин. Работал водителем, потом вдруг бросил все и сколотил старательскую артель. А у Маркевича как раз отпуск за три года. Насулил ему Вася золотые горы. Жена опять уговаривала Маркевича, но Зимин тут оказался посильнее. И потом с работы-то он не увольняется, убеждал Маркевич жену, а ну-ка повезет, и он лично, скажем, самородок найдет. Вот тогда уж точно они махнут всей семьей повидать свет...
Полный сезон оттрубил Маркевич на промывке золота. Там, видать, радикулит заработал. А домой вернулся ни с чем, как и уезжал.
...Маркевич допил чай, подбросил веток в костер, сказал: