Майский начинали с привычных на Севере балков. Начальник экспедиции с самого дня приезда сказал:
— Будем селиться прочно. Балки ликвидируем.
С ним спорили:
— Мы геологи. Зачем тратить силы: отстроимся маленько и хватит, все равно дальше пойдем. Те, кто будет осваивать месторождение — пусть и выкладываются.
— Выкладываться будем вместе: и мы, и те, кто после нас придет.
За три года вырос в тундре среди сопок поселок. В нем сегодня своя электростанция, котельная, канализация, водопровод. Из старого поселка, из балков переселялись в новые двадцатиквартирные дома. Их в поселке сегодня четыре. Со всеми удобствами. По два в год сдается. И своя баня — хотя воду приходится доставлять машинами с реки Паливаам. Есть пять общежитий для малосемейных. Построили прекрасный универсам, столовую, клуб. Сами соорудили ретранслятор и смотрят телепередачи. Детишки ходят в детсад и ясли, и заложили еще один садик на сто сорок мест. Все это, конечно, с трудом, с выбиванием и доставанием дефицитных стройматериалов, за тысячи верст морем до Певека. Это в навигацию. А оттуда — по зимнику еще двести километров в глубь Чукотки.
Поселок строился и рос у Чистова на глазах. И каждый раз, выходя из забоя, он дивился: утром только начинали крыть крышу, а к вечеру все готово. Он наблюдал за этим как бы со стороны. Его дело — проходка. Но как-то раз зашел к нему Ковалевич, тот самый, что сманил его в Майский. До этого он работал начальником участка в забое у Чистова, а теперь — заместитель начальника экспедиции.
— Петрович, — сказал он, — заводим подсобное хозяйство. Надо свиней из Магадана доставить. Не съездил бы?
— Почему я?
— Ты как-то говорил, что работал в сельском хозяйстве.
Чистов при этом только крякнул. Привез он свой необычный груз без всяких приключений на АН-12, в количестве тридцати пяти голов, и сдал по накладной Ковалевичу. И думал, что на этом все. Но теперь уже в балок к нему заявились вместе начальник экспедиции и его заместитель. Уговаривали перейти работать на будущий комплекс.
— Да вы что, мужики! — взвился Чистов. — Меня, проходчика?
— Некому больше.
— Хоть убейте.
— Петрович, — сказал заместитель, — я ведь тоже проходчик, а занимаюсь бог знает чем.
— Мне бы вот диссертацию защищать, — робко добавил начальник...
Они долго еще рисовали разные радужные картины про то, как завалят мясом поселок и будут даже изготовлять сальтисоны. Что это такое, Чистов не знал. Но оно его заинтересовало. Он обещал подумать. А через несколько дней трактор уже тащил балок Чистова к тому месту, где в будущем должен встать комплекс и при нем цех по производству загадочных сальтисонов.
Чистов, не раздумывая, засучил рукава и принялся за дело. Он сам построил клетки, провел свет и воду, сварил котел для кормозапарника. И началась для него новая жизнь. В поселке по этому поводу говорили разное: «Какой классный специалист пропал», «И охота была человеку в свинарник». А Чистов, между тем, жил себе тихо на отшибе в балке и ставил молча свое нелегкое хозяйство. Сдал первые килограммы мяса в рабочую столовую и в детский садик. А план на другой год — десять тонн, потому что теперь тут уже сто свиней, и рассчитывают, что будет триста и поселок обеспечит себя мясом. Вернее, обеспечит поселок мясом Чистов, потому что здесь, на комплексе, он в едином лице: свинарь, повар, теплотехник, плотник и даже сторож.
Я спросил Ковалевича:
— А как же цех по изготовлению сальтисонов?
Он рассмеялся:
— Это ж я, чтобы Петровича заинтриговать. Чтобы на Севере задержался.
Но не этим заворожил Чистова Север. Побродил он с геологами тут немало, жил по-разному, всего повидал. Но, наверное, первый раз столкнулся здесь с новым для него состоянием: почувствовал — делается в поселке все, чтобы люди оседали надолго. Может, навсегда. Потому что Север такая же наша русская земля, только чуть суровее и труднее. И не все ли равно, где жить? Главное, чтоб только хорошо и честно человек делал свое дело. А для этого надо, как в Майском, — хорошее жилье, детские ясли, клуб, зелень из теплицы, цветы по всем кабинетам, как в конторе экспедиции. И чтоб женщины на работе — только в туфельках. И клуб, и телевизор. А он, Чистов, имеет к этому касательство. Пусть там разное говорят люди — свинарник, мол, и прочее. В душе-то Чистов знает, что он геолог. И все тут.
В нем, в Чистове, как бы два человека. Один работает, не покладая рук, хлопочет, чтоб обеспечить мясом и детсад, и бурильщиков на вахте, ругается с начальством — почему урезали воду, и хочет хорошо заработать. А другой говорит: «Может, хватит? Угомонись. Может, на Дон пора, там поспокойнее».