— Не может без тепловоза. Бывает, не его смена, а он все одно придет за тепловозом посмотреть. Прямо, как нянька за дитем...
У Мишакова напарником Антипов Петр Петрович. Фронтовик. Был в войну лихим кавалеристом, брал Берлин. С Мишаковым у них своеобразные отношения: оба любят машину и ревностно к ней относятся. Сейчас Мишаков ворчит:
— Ты, Лексеич, потакаешь Петру... Конечно, он же у тебя помощником был. Да к тому же общественную работу ведет: пропагандист.
Другие подходят. Говорят о работе, о доме, о прошедшем дне. И как-то так само собой выходит, что и с разговором, и за советом, и просто так — все к Козлову. Вот он поднимается и все встают:
— Пора.
И подхватив чемоданчики с бутербродами и термосами, они цепочкой тянутся к станции навстречу огням, еще не успевшим поблекнуть в надвигающемся рассветном утре.
В кабине тепловоза по рации слышится голос дежурного:
— Машинист толкача!
— Слушаю!
— Где стоишь?
— На пятом пути.
— С первого помоги товарняку на Живодовку.
— Понял. Порядок.
Составы, идущие через Сухиничи, и те, что формируются на станции, уходят отсюда на подъем. Это тяжелогрузы весом в три с половиной тысячи тонн. Задача толкача помочь ему на подъеме набрать скорость, чтобы дальше тот шел один.
Пристраиваемся в хвост. Козлов связывается по рации с машинистом товарняка:
— Я ваш толкач. Сколько везете?
— Три семьсот.
— Многовато.
— Своя ноша не тянет...
Когда на границе станции отцепляемся, с товарняка весело благодарят:
— Спасибо, толкач!
— Доброго пути!
И подумалось: не так ли вся жизнь Козлова в том, чтоб помогать другим...
У него есть друг Листратов Виктор Георгиевич. Долго был помощником, вместе ездили. Все, что знал сам Козлов, передал своему тезке. Пошел к начальству:
— На курсы Листратова надо. Готовый машинист.
А там заминка. Что-то, где-то, кто-то не решает.
Козлов опять:
— Давайте двигать Листратова. — Что это ты за него? Потому что друг?
— И поэтому тоже. Иначе на черта мне такая дружба, если я другу или он мне не может помочь.
Теперь Листратов один из лучших машинистов.
...Живет в Козлове мягкая, добрая душа. И он ее, эту душу, не скрывает.
В разгар работы встал на пути маневровый тепловоз.
— Ну что там случилось? — высунулся из кабины Козлов.
Машинист Соломатин растерянно разводит руками: «Черт его знает — не тянет, напряжение пропало». А у Козлова поразительное уменье каким-то чутьем находить неисправность в электрической схеме. И все знают: случись что — к Козлову. Тот найдет неисправность и никогда не откажет в помощи.
Вышел из тепловоза, кинул машинисту:
— А ну-ка, садись на мой. Двигайте на третий путь, мой помощник знает...
Конечно же, это грубое нарушение инструкции. Но что сделать, когда на всю станцию гремит голос дежурного:
— Маневровый, что там у тебя?
Чертыхаясь, Козлов лихорадочно копался в схеме. И туг прямо в кабину поднялся сам начальник депо.
— «Влип», — похолодел Козлов.
— Ну ты даешь, Козлов. Ты хоть представляешь, что делаешь?
Козлов повернул злое лицо:
— Так что ж по-вашему, смотреть, как дело стоит!
Машинист сел на исправный тепловоз через час, полный благодарности Козлову. И хотя тот имел все же неприятности от начальства, но зла на Соломатина не помнил. Только теперь, как старший машинист, требует со всех: назубок учите схему. Про то, что Козлов свободно разбирается в сложной схеме, в депо говорят коротко — талант. Это не просто талант. Это добыто упорным трудом с сознанием того, что сегодня нельзя при машине быть просто исполнителем, если ты даже опытный, заслуженный машинист. И тут они с Соломатиным — разные люди, и потому, может быть, с Соломатина знание техники он требует жестче, чем с других. Соломатин в душе злится на Козлова, но вот когда приехал на практику сын — пришел, попросил:
— Возьми Витьку к себе на тепловоз, Лексеич.
А что, может, в самом деле непревзойденный мастер своего дела Козлов Виктор Алексеевич? Нет, он просто мастер, сам готовый учиться у других. Вот ездил с ним помощником Владимир Блинов, техникум окончил. Козлов обучал его мастерству вождения, помогал сдать экзамен на машиниста, но зная сильные стороны профессионального мастерства Блинова — сам учился у него. И все же в конечном счете, с кем бы ни зашла речь о Козлове, почти каждый говорит: